Я присмотрелась: «Ну точно водоросли! А если и нет, то какие-то странные растения». Пока всё сушилось, мы успели умыться, поесть и Нянь опять поменял на мне верёвку, чтобы я могла выходить. Второй конец он обвязал вокруг дерева, растущего в нескольких шагах от хижины. Когда растительность просохла, Нянь посадил меня рядом, чтобы я могла видеть его действия.
Сняв с перекладины небольшой пучок этих типа водорослей, он смял их и, катая между ладонями, сделал плотный шарик размером с грецкий орех. Потом раскатал этот шарик в коротенький толстый цилиндрик, привязал к одной из сторон заранее приготовленную нитку, а оставшийся хвостик немного укоротил и с лукавой улыбкой протянул мне.
Я не верила своим глазам. Это же тампон! Самый настоящий женский гигиенический тампон, только растительный! Мне хотелось броситься на шею моему спасителю и зацеловать от переполнившей благодарности. Видя мой восхищённый взгляд, он наверно что-то такое и подумал, потому как сунул мне в руки своё творение, ткнул пальцем в остальные висящие на перекладине растения и, бросив мне моток ниток, ушёл.
Я его прекрасно поняла: «Я, мол, принёс, показал, а делай сама». А я и не возражала. Быстренько накрутив парочку точно таких же цилиндриков, я помчалась в лесной сортир. Проблем с установкой в нужное место не возникло. Не было никакого дискомфорта или других неприятных ощущений. Мне хотелось петь от радости! Как всё-таки мало нужно для счастья! Достаточно попасть в другие условия, как приоритеты и ценности совершенно меняются.
В тот момент, когда я вернулась к нашей лесной избушке, Нянь, голый по пояс, рубил толстые сучья. «Обожаю его! – радостно думала я. – Разделся, уже не скрывает свои шрамы. А чего таиться, когда я в курсе, всё видела. Обожаю!» Прислонившись к дереву неподалёку, я улыбалась во весь рот и нагло разглядывала парня: загорелый, высокий, симпатичный, с рельефной мускулатурой, хоть и худоват, на мой женский взгляд. Оттого, что я теперь знала, что он, по сути, евнух, а не нормальный мужчина, моё отношение к нему не изменилось. Наоборот, я прониклась к этому юноше ещё большими чувствами. И дело здесь не в жалости и сочувствии хотя это тоже присутствовало, а в уважении и даже восхищении, что ли. И мне всё равно, что у него в штанах почти ничего нет, он мужчина, самый настоящий, несмотря на молодость. С этой минуты я начала считать парня своим другом, хотя до сих пор не знала, как его зовут.
Вернувшись в хижину, я занялась своими тампонами. И почему-то уверилась, что это именно водоросли, уж очень было похоже. Часа за полтора я накрутила штук пятьдесят. Нянь, зайдя за чем-то и увидев плоды моих трудов, рассмеялся: наверно, вспомнил наши утренние разборки. Порывшись в своих закромах, он нашёл для меня небольшой такой, чистенький полотняный мешочек с затягивающейся верёвочкой. Сложив в него своё богатство, я засунула его под солому. Этого количества надолго хватит!
Через некоторое время я поняла, что моя физиология поможет в очень важном деле. Я смогу составить календарь, пусть приблизительный, но всё-таки. Раскопав в кострище несколько угольков и обойдя хижину с тыла, я подобралась вплотную к огромному камню с почти плоской стороной. Валун торчал из земли вертикально, и я решила, что чёркать на нём будет очень удобно.
Расслабившись, я прикрыла глаза и начала вспоминать. Головная боль ещё не прошла, но и не была уже такой сильной. Она просто раздражала и мешала думать. Из-за некоторых проблем со здоровьем цикл у меня был крайне нерегулярным, но дату начала прошлого я помнила. Увлечённо считая, я исписала датами и цифрами почти всю доступную поверхность, когда почувствовала движение за спиной. Я обернулась. Нянь стоял возле дерева и наблюдал за моей математикой.
– Что, теперь ты за мной подглядываешь? – я улыбнулась. – Да, дорогой, я и писать, и считать умею, да только не по-вашему. И образование у меня хорошее. Так что я не какая-нибудь… дурочка деревенская.
В ответ он только развёл руками и улыбнулся. В конечном итоге эта моя наскальная живопись привела к двум интересным выводам. Во-первых: в этой избушке я находилась уже около трёх недель, а во-вторых – что-то случилось с моей головой, а точнее, с памятью.
Ах, головушка моя многострадальная! Возможно, это были последствия травмы, или сотрясение мозга так повлияло, а может, и то, и другое вместе. Но раньше моя память точно такой не была! Пока я прикидывала и считала, всплыло очень много разных мелких подробностей и деталей не только из недавнего, но и более далёкого прошлого.