Только сразу показалось, что вокруг непроглядная тьма. Буквально через несколько минут я уже могла видеть, куда ступаю и на пять-шесть шагов вперёд. Мой нянька одной рукой держал меня за руку, а верёвку намотал на другую, чтобы не путалась под ногами, и так тащил меня за собой. Так и шли, он впереди, я сзади. Дошли быстро. Я уже хорошо различала тропу и не спотыкалась на каждом шагу. Мой провожатый оглянулся, и я заметила, как в темноте сверкнули его глаза. Как у хищника! Жуть! Но тут тёмные стволы расступились и чёрной стеной перед нами выросла знакомая скала с расщелиной. Протиснувшись сквозь полную беспросветность, мы вышли на поляну над обрывом. Впереди зиял страшный своей чернотой провал пустоты, а сверху сияло оно – небо.
Картину, открывшуюся перед глазами, нельзя было описать никакими словами. У меня перехватило дыхание и, наверно, остановилось сердце. Это было не звёздное небо в моём понимании и представлении, тем более что дома ясное ночное небо с дорожкой Млечного Пути я видела не один раз, не считая фото в интернете и фильмов по телевизору. Это было не просто красивое звёздное небо. Это была какая-то музыка сфер! Безбрежный, бескрайний космос во всём своём величии раскинулся передо мной. Хотелось поднять руки, взлететь и умчаться туда, окунуться с головой во всю эту красоту! Никогда, никогда ни в одном сне нельзя было увидеть такое! Если бы земные астрономы узнали о том, что сейчас видела я, то они бы удавились от зависти! Ради этого зрелища стоило родиться и умереть, страдать и мучиться и просто попасть сюда. Теперь мне это было ясно!
Как я и предполагала, никаких знакомых созвездий на этом небе не было, да и не могло быть. Неизвестно было всё! Самым красивым и большим объектом на сверкающем куполе была красно-голубая туманность в виде наклонённой, градусов на сорок пять, размытой восьмёрки. Она висела в восточной части неба, занимая примерно четверть небосклона. Последствия взрыва какой-то звезды разлетались в пространстве, создавая грандиозную картину жизни и смерти звёзд во Вселенной.
Тем временем Нянь, пока я стояла столбом и приходила в себя от понимания того, что всё… я попала, здравствуй, новый дом… развёл костерок и стоял рядом, посматривая настороженным взглядом. Наверно, он никак не мог взять в толк, зачем я его сюда притащила. Он тут родился, вырос и живёт всю свою жизнь и для него это небо так же привычно, как для меня моё родное небо на Земле.
Я всхлипнула. Накатила такая боль и обида оттого, что я невесть где, у чертей на рогах, на чужой, незнакомой планете в неизвестной галактике и, возможно, даже в другой Вселенной или в каком-то параллельном мире (я теперь во всё поверю), что слёзы переросли в рыдания. А потом клемануло так, что, бухнувшись на колени и держась руками за голову, в которой чёткой точкой запульсировала резкая, острая боль, я начала дико хохотать.
Сколько продолжалась эта истерика, не помню. Помню только, что в один момент, когда я переводила дыхание для следующего захода вселенских страданий, Нянь дал о себе знать. Дёрнув меня за рубаху, он поднял руку и, показывая на сияющую туманность, очень чётко произнёс:
– Ок-та-эн, – посмотрел на меня и повторил: – Окта́эн.
Я кивнула. Тогда он отошёл на несколько шагов, развёл руки в стороны, обернулся вокруг себя на триста шестьдесят градусов и так же чётко сказал:
– О-катан! – и опять уставился на меня.
Окончательно опомнилась я только тогда, когда взволнованное лицо моего няньки появилось прямо перед носом. Парень тряс меня за плечи, что-то говорил, заглядывал в глаза. Рыдания не прекращались. Тогда он порывисто обнял меня, прижал к себе и начал что-то ласково и нежно шептать прямо в ухо. От звука его тихого голоса, крепких объятий и горячего дыхания истерический припадок начал отступать. Болевая точка внутри черепа стала меньше и просто стучала маленьким молоточком. Я обняла своего друга и уже всхлипывала, уткнувшись носом ему в шею.
Вот оно как получается! Я одна здесь… одна… совсем одна в этом мире. И кроме этого парня, который заботился обо мне, лечил, помогал всё это время, и которого я так обидела недавно, и этой банды жутких разбойников, у меня здесь никого нет. «Белоснежка… и пять разбойников, – посетила мысль. – Смешно… если бы не было так грустно…»
Я была занята своими переживаниями и не заметила, что мы уже не стоим, а сидим у костра под накинутым одеялом. Мой друг, очень хотелось таковым его считать, обнимал меня за плечи, а я прижималась к его теплому боку: «Значит, всё-таки простил, не обижается…» Я смотрела на это фантастическое, сияющее всеми цветами спектра, ночное небо Оката́на и понимала, что, похоже, задержусь здесь надолго, если не навсегда. Вот как распорядилась судьба! Но оставалась надежда, что, раз я попала сюда, на неизвестно какой конец неизвестно какой галактики без всякого космического корабля, через какой-то проход, портал, «звёздные врата» или червоточину в пространстве, значит, так же можно и вернуться, нужно только выяснить как. А для этого необходима информация, притом обо всём. Надо постараться узнать максимум об этой планете, её истории, условиях жизни, населении, социальном устройстве, в общем, про всё и обо всём настолько, насколько это будет возможно. А значит, нужно учить язык, ведь до сих пор я почти ничего не понимаю, так, несколько слов, и то не уверена в их значении. К горлу опять подкатил ком, но я сжала зубы: «Пусть на это уйдёт вся моя жизнь, пусть я так и не вернусь домой, но теперь у меня есть цель. Цель, благодаря которой я смогу выжить… выжить здесь, на Окатане!»