Угомонилась я только тогда, когда совсем стемнело. Малыш сладко спал в куче листьев, причмокивая во сне. Топлива для костра я собрала много: должно было хватить до утра, а вот спать нельзя, за костром нужно следить, чтобы не погас. Положив рядом кинжал, я натянула вторую рубаху и штаны, благо всё уже почти высохло, и уселась у самого огня. Вот, наконец, можно и расслабиться. Внутри громадного ствола было тихо, тепло и очень уютно.
Под черепной коробкой раздался осторожный стук:
– Кто там? – зная ответ, спросила я.
Молчание… А потом тихо шепчущее:
– Прости…
– Ну, заходи уж… А вот раньше ты никогда не стучался!
Почти физически я ощутила, как открылась какая-то дверь внутри меня и мягкие осторожные шаги в области затылка. Если честно, то стало жутковато! Меня передёрнуло.
– Я сейчас же исчезну, если тебе страшно или неприятно, – мой внутренний голос был мягок и нежен до крайности.
– Нет, не надо. Оставайся… – я замялась. – И ты прости, я накричала на тебя. Не обижайся, хорошо? Я не хотела… Сорвалась просто…
– Хочешь, в библиотеке пообщаемся? – спросил он.
– А как же костёр? Я не могу совсем отключиться, и Мышонок спит, давай так, а?
– Как скажешь.
Повисла долгая пауза. Я заговорила первой:
– Нам нужно выяснить один вопрос, не возражаешь?
– Нет, но мне кажется, что не один и даже не два.
Я набрала больше воздуха и выдохнула то, что так сильно меня беспокоило:
– Я сумасшедшая? Только честно.
– Нет, конечно, – последовал чёткий ответ.
– Тогда как понимать, что я уже столько времени общаюсь сама с собой? Во мне как бы два человека и я никак не могу привыкнуть и принять то, что ты – это я, а я – это ты. Что со мной происходит?
– Успокойся… – его голос превратился во вкрадчивый и нежный шёпот. – С тобой всё в порядке, можешь мне верить, ведь я вижу изнутри.
– Ты уверен?
– Абсолютно.
Тёплая волна спокойствия, нежности и ласки родилась где-то у макушки и прокатилась по всему телу до самых пяток. Как будто лёгкий ветерок долетел с жарких солнечных берегов; оттуда, где радостно и спокойно, где носятся над волнами чайки и ходят под сверкающими парусами белоснежные яхты.
– Ладно… Раз так, то давай договоримся: ты не будешь без конца твердить, что ты – это я, а я – это ты. Мне легче и проще воспринимать тебя как что-то отдельное, пусть и живущее внутри. Ты ведь хотел быть самостоятельной личностью?
– Хотел… – сказал Мозговой тихо-тихо.
– Значит будь! Живи у меня там внутри, ну где ты там живёшь, пользуйся чем хочешь, если тебе что-то надо, но существуй сам по себе. Так не будет ехать крыша оттого, что постоянно кажется, будто страдаю раздвоением личности, и не понимаю, это твои мысли или всё-таки мои, твоё решение или моё. Так легче, проще и, главное – понятнее для меня. Ты согласен?
– Ты действительно этого хочешь?
Вопрос был задан таким тоном и таким голосом, что на несколько секунд показалось, будто я лежу в постели с совершенно незнакомым мужчиной, который перед интимной близостью наклоняется надо мной и шепчет на ухо: «Ты действительно этого хочешь?» Следом мелькает другая картинка: я добровольно протягиваю руку вампиру, чтобы он утолил свою жажду крови. А тот, глядя зловещими красными глазами, спрашивает: «Ты действительно этого хочешь?»
Я тряхнула головой: «Что за бред? Ведь Мозговой – это я. И я договариваюсь сама с собой, при чём тут незнакомцы и вампиры? Это от переутомления, наверно, ерунда всякая мерещится». И, отбросив эти мысли, твёрдо ответила:
– Да, хочу.
– И разрешаешь использовать то, что мне может быть нужно?
– Разрешаю, – и почему-то добавила: – если мне плохо от этого не будет.
– Не будет, я обещаю… – Мозговой сделал многозначительную паузу и продолжил: – От этого будет только лучше и притом нам обоим.
И почему мне показалось, что его голос дрожит то ли от возбуждения, то ли от радости?
– Вот и договорились! – я облегчённо вздохнула.
– Кари, ты простила меня?
– Да я уже всё забыла, – и, махнув рукой, улыбнулась, – и ты забудь.
– Хорошо, но про сине-зелёное болото не забуду никогда!