Ни у кого не осталось глупых календариков с датами, проколотыми иглой, никто не строил ненужных планов и даже зависть к 2–7 уже закончилась. Да, им осталось пара-тройка месяцев и всё, пора собираться.
Где-то одни сутки, пока с Краса везли всё необходимое, включая большую часть офицеров, мы отдыхали. Порядок наведен, не доеб… не придерешься, дневально-дежурные назначены, всё ништяк, гасимся, пацаны.
Столовка встретила обожаемым запахом хрен пойми чего, включая сечку и, глядя за панорамные её окна на двухэтажку, когда-то так любимые спецназом, потянуло сходить именно туда.
Ничего интересного не нашлось, зато оно подкараулило меня в… Правильно, в полковом сортире на сколько-то там очек. Даже не пришлось искать. На штукатурке у входа, рядом с умывальниками, явственно виднелось: Медведь, 1-98, Шахты.
Прямо привет из прошлого, честное слово.
Последняя Ахтырка закончилась быстро. Ночным подъёмом, грузовиками, прущими за имуществом, электричкой, построением, сборами и поездами, вновь тащившими нас куда-то. В августе наши бывшие спецы дрались и погибали в горном Дагестане и мы думали — едем туда. А оказалось, что в Моздок, а вышло, что в Ставрополье, а оказалось — в Чечню.
В сентябре сопки вокруг Ахтырей оставались зелеными. И такими же остались в памяти, с той странной надеждой, когда ты убежден — вернусь сюда. Зачем и почему? Да кто ж скажет, но вернусь.
До встречи, Ахтырка.
Кикбоксинг
Нас вывозили партиями, распределёнными по подразделениям. Не сказать, что старший сержант Стешин отговаривал нас от батальона, но советовал всё же подумать. Меня, и ещё с двадцать-двадцать пять человек, стальная старая рижская колбаса электрона потащила в Крас в самом конце июля. Жарило куда там всем запомнившимся летним месяцам, на душе стояла грусть-тоска-печаль, а за окном проплыла платформа с чудным названием Энем.
Вновь увиденная Кубань не впечатлила, оказавшись чем-то вроде немного подросшего Кинеля моей родины, Краснодар утопал в зелени, на вокзале, как и в первый раз, стояла Катя Великая, перрон был полон свободных счастливых людей, а нам предстояло добираться до части на трамвае.
— Часть напротив краевой клинической, — сказал сопровождающий, — чересчур часто туда не бегать, ясно?
Его совет мы поняли спустя месяц и не сказать, что многим выпало им воспользоваться. Краевая клиническая больница торчала вверх своим зданием, а полк оказался не сильно заметным. Забор, КПП, довольно косящиеся старшие товарищи, имевшие вид лихой, суровый и практически профессиональный. Сапог мы не заметили, кепок-песочек тем более, впечатлились нашивками с группой крови на груди и какими-то очень плотными на вид шевронами с конём.
— Душьё привезли.
Наша форма еще не сильно выцвела, портупеи пока были одинаково резино-чёрными, а кепки выдавали за пару сотен метров. Но дело оказалось не в них, не в сапогах и не в чем-то еще из формы. Мы отличались полностью, от походки до легкой потерянности на лице с глазами. У нас не имелось даже вещмешков-сидоров и в часть мы прибыли с пакетами, прячущими внутри рыльно-мыльные, личные вещи и… И всё.
— Душьё, да не ваше, — сказал прапорщик-армянин с густыми усами, вынырнув изнутри КПП, — это первый бон, охуярки.
Большое здание с крыльцом, жиденькая аллейка, уходящая налево к ларьку с лимонадами, шоколадом и сигаретами, БТР у стеклянного коридора, ведущего в штаб справа. На штаб и санчасть приходилась половина кирпичного здания, а вот вторая ждала нас.
Первый батальон оперативного назначения, три МСР, мотострелковые роты и взвод АГС. Пятый этаж и вход у обелиска с именами и фамилиями всех, не вернувшихся с крохотных войн новой России. Да, такое у полка уже имелось.
Сам 66, вроде бы, перевели в Крас с Благовещенска. Был ли полк изначально ВВ, либо стал, никого не интересовало. Мы, собственным желанием, оказались в числе вэвэшников, вованов, иногда называемых краснопогонниками. 66 полк входил во вторую дивизию оперативного назначения Северо-Кавказского округа ВВ, вместе с полком из Усть-Лабинска и кропоткинским батальоном. Ещё 2 ДОН рулила несколькими ментбатами срочников, батальоном связи и даже какими-то лётчиками.
А конвойщики, стоявшие в Приморск-Ахтарске и где-то ещё, если и относились к нам, то почти боком. Да и сами конвойные части тем летом приказали долго жить, расформированные и раскиданные по полкам Северного Кавказа.
У входа стоял один единственный индивид с лицом форменного сасквача или ещё какого бигфута с йети, с сизой щетиной, в тельнике, семейниках и шлёпках Индивид, обладавший развитой мускулатурой и нормальными сигаретами, смотрел на нас ровно как на дерьмо.