Для Славика наступил первый Новый год на службе, который он встречал дневальным по роте. Хотя главное событие было в столовой, там сдвинули столы, расставили посуду с праздничной едой, от чего-то, зеленое картофельное пюре с соленой селедкой, пачка масла на шесть человек, хлеб «Обойный», который имел всего два состояния, когда горячий – из него можно лепить как из пластилина, когда остывал, то приобретал твердость камня. Смена состояния была мгновенной, среднего состояния у хлеба не было. Посуда тоже была любопытной, ходили слухи, что она досталась части по наследству из какой-то тюрьмы. Из двухсот металлических тарелок – одинаковых было штук двадцать, остальные разнообразных размеров, и на дне обязательно какая-нибудь чеканка, небольшие рисунки или крылатые фразы. Было интересно, поначалу, доесть до дна, чтобы посмотреть, что там выбито. Кружки тоже заслуживали внимания, они были эмалированные, но целых было штук десять, на остальных эмаль сохранилась только в некоторых местах, кружки были все ржавые. За эти десять штук было разбито много носов, так как все хотели пить только из них, но имели на это право только старослужащие. Они приходили позже всех, поэтому пробегающие мимо хватали с их стола заветную посуду. Рабочие по камбузу выставляли пост у их стола, но… всегда что-то пропадало, и рабочие получали кружкой в лоб. Ложки все выкручены и погнуты, вилок и ножей не было вообще. Все собрались в столовой, включили телевизор, поели-посмотрели, кто постарше, были уже пъяные, молодежь сбилась в кучу, не понимая, что им делать дальше. Откуда-то принесли магнитофон, после нескольких песен современников, вдруг заиграл вальс.
Из темного угла, явно только проснувшийся под эту музыку, вышел пьяный мичман и с легким поклоном, нежно обхватив за талию ближайшего к нему матроса закружил его в вальсе. Раздался голос ниоткуда:
– Белый танец, дамы приглашают кавалеров.
Славик стоял у входа «на тумбочке» часы только пробили полночь, ждал какого-нибудь сюрприза и он его дождался, тихо покашливая в роту зашли три мичмана, они были навеселе, и похоже им было скучно, вдруг один из них грустно посмотрел, как будь то что-то соображая и спросил:
– А пол мыли сегодня? С мылом?
Славик попробовал отшутиться:
– А подарки принесли?
Мичман сразу невзлюбил Славика, точнее, ему не нравился Злой, но срывался он на Славике:
– Будут тебе подарки, щас, мой палубу с мылом – и откинув голову назад, как олень в брачный период, закричал:
– Большая уборка, время пошло.
Славик произнес:
– Та-ащ вы сдурели?
Мичман вынул пистолет из кобуры и передернул затвор,
– За неподчинение старшему по званию приговаривается к расстрелу…
Все ждали, что будет, секунд пять, в казарме, стояла полная тишина.
Славик выругался:
– Ну ладно, завтра поговорим – и пошел за ведрами.
Мичман засветился от счастья:
– Вот так с ними надо – и они, довольные, ушли допивать водку.
В умывальнике в густых клубах папиросного дыма сидел Фигура, он посмотрел, как Славик выбирает ведро и произнес:
– Они ушли, а вообще матрос, если тебе надо поговорить с мичманом, то ты должен повторять мантру «Беда, беда на х.р иди», последние два слова говори громко и вслух, – и захихикал, потом многозначительно добавил – все в этом мире относительно, например, медведи где-то в тайге думают, что человек живет на деревьях и пахнет дерьмом, потому что они его видели только в таких декорациях. А мы…нас тут забыли.
Через пару часов Славик сменился и пошел на кораблик, зашел и увидел странную картину. Злой стоял перед небольшим зеркалом и делал страшные лица, иногда выкрикивал какие-то угрозы. Рядом, на койке лежал Фигура. Потрясенный Славик осторожно подошел к Фигуре и тихо спросил:
– Что с ним?
Фигура, глядя куда-то вдаль, мечтательно произнес:
– Поругался со своим отражением, теперь главное, чтобы он с ним не подрался.
Славик под впечатлением от увиденного, присел на койку, в самый дальний угол. Накривлявшись в зеркало, и никого не стесняясь, Злой, похоже, начал моделировать драку – он стоял, почему-то в носках на грязном полу, и зло оглядываясь в разные стороны, кричал невидимым врагам: