Уже стояли под сёдлами их кони. Уже полки выстроились на соборной площади и через все ворота двинулись в улицы, окропляемы на выходе святой водой. Там пелись молебны, качались знамёна и копья...
— Пора!
Дмитрий уже простился с семьёй, но княгиня Евдокия, все эти дни крепившаяся, с утра до ночи ходившая по церквам и вместе с другими жёнами князей и бояр щедро раздававшая милостыню, не выдержала — вышла из крестовой палаты в переходную и с воем кинулась в ноги мужу своему, кормильцу своему, своему повелителю и возлюбленному. А когда великий князь Дмитрий вышел из церкви Михаила-архангела, где прощался с гробами предков своих, Евдокия с боярскими жёнами стояла у оконец слюдяных в её, княгининой, половине и смотрела на длинные вереницы полков, блещущих латами, шлемами, копьями...
— Да расточатся врази... — шептала она слова молитвы сквозь слёзы, и три дороги — на Котёл с полками Серпуховского, Болвановская дорога, по коей шли князья Белозерские, и дорога на село Брашево, что избрал Дмитрий, потому что не поместиться было на одной, — все три дороги в глазах великой княгини слёзно сплетались в единую живую горькую дорогу-косу, исполненную грядущей вдовьей тоски.
— Колокол, колокол! Вызвони Михайлушку моего... — всхлипывала Бренкова Анисья.
— В последний раз смотрю я на князя своего... — эхом ответила ей княгиня Евдокия и дала волю слезам.
17
Две несметные силы шли на сближение.
За Коломной, не вместившей и малой части русского войска, по берегам Оки привольно и нестройно расположились боевые полки. Горели костры, купались в реке люди и кони, и не было в русском стане того порядка, в котором пребывала Орда в боевом походе. Князь Дмитрий, повелевший войскам отдохнуть вольно, выслал ещё один сторожевой лёгкий полк в ордынскую сторону, в дополнение к тем, что постоянно следили за степью, донося о движении Мамая. Орда двигалась медленно, С неспешностью пасущегося стада. Было ясно, что он ждёт союзников — Ягайлу и Олега Рязанского. Отряд Тютчева сведал, что князь Олег, узнав о большом русском войске, растерян. К тому же Дмитрий занял Коломну — как раз то место, где должны были слиться силы Ягайлы, Олега и Мамая в единую чудовищную силу. Ягайло, как доводили Дмитрию, двигался спешно и уже находился близ Козельска, верно был у него договор встретиться и соединиться где-нибудь с Мамаем.
В Коломну явилось нежданное посольство от Мамая. Троих татар допустили к шатру князя Дмитрия, разоружили и впустили внутрь. Главным послом оказался Сарыхожа. Дмитрий узнал его сразу. Если Мамай, похваляясь и желая устрашить русских, удвоил свои силы, тогда их у него набирается около трёхсот тысяч! Такого войска никогда не видала Русь.
Сарыхожа заговорил по-русски:
— Великий царь стоит с бесчисленным войском своим...
— Почто стоит он? — перебил Дмитрий.
— Великий Мамай стоит потому, что не может счесть войска своего.
— Памятуя наши прежние дружбы, я готов послать ему своего писца и в буквицах смышлёна, дабы счесть помог!
Сарыхожа растянул губы в бескровной улыбке, отчего старый, видимо ножевой, шрам побелел на нижней губе ещё больше.
— С чем пришёл, посол Сарыхожа?
— Великий царь Мамай желает мира и ждёт от улусника своего, от князя Московского, осени[87].
Вот оно, коварство! Мамай желает получить дань, а потом, пограбя русские пределы, ещё влить в свою казну десятую часть добычи... Хочет обмануть своих военачальников и воинов, ибо дань не войдёт в общий казан добычи.
— Много ли в степи за Доном татей? — спросил Дмитрий, поудобнее усаживаясь на скамье, крытой алым сукном, в то время как посол стоял, сдёрнув по русскому обычаю шлем с бритой головы.
— В степи чисто, князь!
— Зачем же Мамай так много собрал воев для охраны дани русской?
Боброк, Серпуховской и ещё с десяток воевод русских засмеялись откровенно.
— Мамай желает мира, — упорно повторил Сарыхожа. — Он желает осени, а получив, уйдёт.
Дмитрий задумался. Посмотрел на воевод, но советоваться не стал. Ему было понятно, что сейчас, когда два громадных войска стоят одно против другого, мирного исхода быть уже не может.