Княгиня Александра скончалась 27 декабря 1364 года во время последней волны «Великого мора» — эпидемии чумы. Ее похоронили в соборе придворного Спасского монастыря, который со времен Калиты служил усыпальницей для женской половины московского княжеского дома.
«Тое же зимы (1364/65) месяца декабря 27 день, на память святаго пръвомученика Стефана преставися княгини великаа Александра Иванова Ивановича в черницах и в схиме, наречено бысть имя ей в мнишьском чину Мариа и положена бысть в монастыри у Святаго Спаса на Москве в притворе в приделе» (43, 78).
Братец Ивашка
Сообщая о кончине княгини Александры в декабре 1364 года, летописец добавляет: «Того же лета в осенине на Москве князь Ивашко дитя преставися» (43, 78). Когда родился младший брат Дмитрия Донского — источники не сообщают Однако некоторые летописи дают точную дату его кончины: «В лето 6872 (1364)… Тое же осени месяца октября в 23 преставися князь Иван Иванович, брат князя великаго Дмитрея Ивановича и положен бысть в церкви Святого Архаггела на Москве» (45, 102).
(В сбивчивом тексте московского Свода начала XV века за 1364–1365 годы известие о кончине Ивашки повторено дважды и словно тонет в столь же «удвоенных» рассказах о бедствиях чумы.)
Таким образом, за два месяца до своей кончины княгиня Александра пережила большое горе — кончину младшего сына Ивана. Летописец называет его «князь Ивашко дитя» или более почтительно — «князь Иван Иванович Малой» (37, 435; 55, 121; 51, 118). Очевидно, эти имена (Ивашка, Иван Малой) были в ходу, предотвращая путаницу между Иваном Ивановичем Красным и его младшим сыном — «дитятей» Иваном Ивановичем.
Ко времени кончины «дитя» было не менее шести лет (столько лет прошло от упоминания сына Ивана в духовной грамоте Ивана Красного 1358 года до кончины самого Ивашки в октябре 1364 года). Однако можно думать, что в действительности Ивашка был значительно старше. Потребность отличать Ивана-сына от Ивана-отца могла возникнуть только тогда, когда первый из них стал хотя бы мало-мальски самостоятельной фигурой, то есть достиг возраста четырех-пяти лет. Таким образом, можно думать, что Ивашка был лишь годом или двумя младше Дмитрия.
Один хорошо осведомленный книжник конца XIV столетия называет Ивашку «любимым братом» Дмитрия Донского (25, 208). Возможно, это живая черта отношений двух отроков.
Примечательно, что тогдашние московские правители (княгиня Александра, митрополит Алексей, бояре) считали необходимым отправлять малолетнего Ивашку в походы вместе с его старшими братьями. Так, под 6870 (1362) годом летописи сообщают: «Того же лета на зиму князь великии Дмитреи Ивановичь съ своею братиею, съ князем Иваном Ивановичем, Володимером Андреевичем ходил ратью на князя Дмитрея Костянтиновичя к Переяславлю» (53, 113).
Заметим, что Владимир Андреевич Серпуховской родился 15 июля 1353 года и ходил в поход в возрасте девяти лет. Дмитрию Московскому было тогда двенадцать лет.
Обычай возить в походы княжеских детей был в ту пору весьма распространенным. Иван Грозный в юности повсюду брал с собой младшего брата — глухонемого Юрия. Учитывая обычную в то время жестокую борьбу за власть между братьями, трудно сказать, чего в этой практике больше — символики или осмотрительности.
Сестрица Аннушка
Помимо рано умершего младшего брата Ивана Дмитрий имел родную сестру Анну (180, 130). Предполагают, что это она — а не ее сводная сестра Любовь — вышла замуж за выехавшего из Литвы воеводу князя Дмитрия Михайловича Волынского по прозвищу Боброк (365, 290). Для того это был второй брак. (Возможно, Любовь была его первой женой.) Анна родила Боброку двух сыновей — рано умершего Василия и Михаила. Последний ушел в Новгород и принял там иноческий постриг в Троицком монастыре. Со временем он прославился как склонный к юродству суровый аскет по имени Михаил Клопский. Русская церковь причислила его к лику святых (365, 292).
Вот, пожалуй, и всё, что можно сказать относительно «материнской составляющей» характера нашего героя, а также о его братьях и сестрах. Обратимся теперь к другой теме: его политическому и генетическому наследству по линии отца.
Дед Иван
Дмитрий всегда с особым уважением относился к памяти деда — Ивана Даниловича Калиты. Здесь срабатывал вечный закон мужского самоутверждения: установки отца подсознательно отвергаются, в то время как дед, ставший уже отстраненной, почти мифологической фигурой, служит кумиром, образцом для подражания.
Много лет спустя, когда какой-то московский книжник (возможно, Епифаний Премудрый) писал похвальное слово недавно скончавшемуся Дмитрию Донскому, то он, в соответствии с законами жанра, рассуждал о предках своего героя. Для Ивана Калиты агиограф нашел знаменитое определение — «собиратель Русской земли» (25, 209). Внук пошел по стопам деда. Но он не только продолжил «собирание Руси», но и начал ее освобождение…