— За спиной, конечно, Непрядва, отступать будет некуда.
Князь усмехнулся, чему — не поймешь, потом сказал:
— Иди, Семен Михайлович.
Семен поднял меч, вышел из шатра и начал водить своего коня. А к князю в шатер один за другим спешили князья и воеводы.
Кто закричал в шатре, Семен не знал, но крик этот заставил его замереть на месте.
— И себя, и полки, и Русь погубишь! Не слыхано в битву идти, когда река за спиной! На смерть идти!
В шатре загудело сразу несколько голосов, в бестолочь вскриков вплелись слова:
— Хочешь крепости в сердцах ратников — веди за Дон!
«Кто–то из Ольгердовичей, — понял Семен, — слова русские, а выговаривает не по–нашему».
Опять шум, спор и спокойный голос Дмитрия:
— Из Троицы мне письмо привезли. Отец Сергий твердит одно: «Вперед идти!»
И новый ворчащий голос:
— Тоже советник князьям нашелся! Мужик, мужиком и остался, в посконной рясе по сию пору ходит, воду сам носит, юрод! Тоже советчик!
Голос Дмитрия прозвучал как окрик:
— Тебе бы, князь, у этого мужика разума занять да и бесстрашия тоже! Почто и шли сюда? На Дон глядеть, на Олега озираться, ждать, чтоб Ягайло подошел, да думать, куда от Мамая бежать. Воины…
К шатру подъехал Боброк. Увидев Мелика, прикрикнул с укоризной:
— Семен Михайлович, негоже подслушивать княжой спор.
Семен очнулся. «В самом деле негоже». — Вскочил на коня, поехал к Дону. На середине брода напоил коня, неторопливой трусцой стал подниматься к своей сотне. «Спешить некуда. Того и гляди велят обратно за Дон уходить». — Наверху открылась ширь Куликова поля. Вдали, за пологой возвышенностью Красного холма, небо было мутным.
«Орда! Пыль и дым над, вражьим станом!»
В это время сзади застучали топоры. Семен сразу забыл, с какой горечью глядел он в сторону орды, теперь он смотрел на Дон, где сотни ратников принялись вязать плоты.
«Для мостов!»
Через броды густыми толпами шли конные тысячи, шли сюда, на Куликово поле.
«Значит, в шатре Дмитрия Ивановича трусам рты позатыкали. Значит, быть сече!»
27. НОЧЬ НА КУЛИКОВОМ ПОЛЕ
Давно потухла заря, отяжелели от росы травы, а Фома все рыскал и рыскал по темным просторам Куликова поля. В голову начинали закрадываться мысли:
«Семка ругался не зря. Не найти тела Петруши во тьме, зря вперед полков выехал, не найти! А казалось, что найти его не мудрено: остался он у истока Смолки, в небольшой дубравке. Надо поворачивать». Мысли были благоразумными, но на том благоразумие Фомы и кончалось, он упорно продолжал поиски. Вот впереди зачернело, и вода журчит. «Неужели здесь?»
Соскочил на землю, раздвинул ветки, вглядываясь. На лицо упали тяжелые капли, будто слезы, будто плачет сама земля холодными слезами. Дубки кончились. Впереди в траве Фома разглядел слабое мерцание звезд, отраженное в мокрой стали кольчуги.
«Он!»
Но выйти из заросли Фома не успел, пришлось затаиться.
«Топот! Скачут от нас, а поберечься не грех. Может, то запоздалый разъезд татарский. Напороться на ордынцев — сласть не велика».
Вблизи от дубков всадники остановились.
«Пятеро! — разглядел Фома, сжимая рукоять меча. — Вороги! Нашим здесь быть непошто». — И словно в ответ его мыслям в ночной тишине русская речь:
— Гляди и слушай, Дмитрий Иванович, замечай приметы на нашей и на их стороне.
Фома облегченно вздохнул: «Воеводы Боброка голос. Правду говорили, что он в волховании сведущ». Хотел Фома вылезать из дубняка, но раздумал: «Пошто мешать».
Князь Дмитрий долго глядел в сторону Мамаева стана, заговорил тихо. Фома и дышать перестал, вслушиваясь в еле уловимый шелест слов:
— Слышу крик великий и словно трубы, а за ордой… волки воют. С чего бы? Не время сейчас волкам выть.
— Волки поживу чуют, вот и воют. Перед битвами они всегда так.
Фома понял: сказал это брат Дмитрия Владимир. Дмитрий не откликнулся, слушал ночные звуки, потом промолвил:
— Чудится или нет? Справа от орды орлий клекот и вороний грай, а на Непрядве будто лебединые стаи кричат…
Двое отъехавших немного в сторону заговорили между собой:
— Время осеннее, лебеди на перелете, тысячными стаями собрались.
— Птицы кричат во полуночи. Не слыхано такое!
— Распугала орда птиц.
И этих двоих узнал Фома: были то братья Ольгердовичи. Боброк сказал громко:
— Теперь в нашу сторону посмотри, Дмитрий Иванович.
— Тихо у нас, только свет от костров.
— Свет к добру, а приметы с ордынской стороны худые. Шумит ордынский стан — худо, волчий вой и вороний грай — еще того хуже. Все великую грозу предвещает.