– Оставьте нас здесь, ваше величество!! – взмолился Русет. – Казните, но только здесь! Лучше умереть на любимой родине, чем жить на чужбине…
– Любимая родина? – переспросил господарь с презрением. – Нет, бояре. Я не буду казнить вас. Я возьму вас с собой. Лишь на чужбине познается истинная любовь к родине!..
– Пошлем их охотиться на соболей! – усмехнулся Петр.
Дорога стала спускаться в долину, и за береговыми откосами Днестра возникла Сорокская крепость. Всадники остановили коней. Кантемир вышел из кареты и долго рассматривал крепостные стены и черные турецкие бунчуки, возвышающиеся над ними. Потом перевел взгляд на левый берег реки и застыл, погруженный в думы.
Последний отряд пехоты прошел мимо царской кареты и спустился в долину. Дорога опустела. Лишь кое-где виднелись телеги с ранеными воинами.
Вдруг на вершине холма появился конный отряд. Услышав радостные крики, из кареты вышел Петр.
Всадники подъехали. Среди них был и Декусарэ.
– Государь! – отчеканил он, щелкнув шпорами. – Докладываю, что приказание вашего величества выполнено!
И, развернув полотнище молдавского знамени, Дан Декусарэ извлек оттуда знаки господарской власти – меч и булаву.
Руки царя взметнулись вверх, как два крыла. Глаза заблестели.
– Орел! – восхищенно вскричал царь и обернулся к Кантемиру. – Сумел пробраться в столицу, занятую врагом! В самый дворец! И унес из дворца господарские регалии… Нет, такое геройство надобно наградить не откладывая!.. Чего ты желаешь, капитан? Говори!
Бурный восторг царя и его великодушие привели Декусарэ в замешательство.
– Не знаю… – нерешительно проговорил он.
Петр провел рукой по груди. Как назло, ни одного ордена! Пошарил по карманам – только трубка!
– Хочешь мой камзол? – спросил царь. – Правда, он старый…
И, не дожидаясь ответа, стал стаскивать камзол с плеч.
– Боюсь, ваш камзол будет мне велик, – улыбнулся Декусарэ.
– Тогда сапоги!..
– А сапоги – малы.
– Шпага!
Глаза капитана радостно сверкнули. Но не успел он сказать «да», как царь покачал головой:
– Нет. Шпагу отдать не могу… Меня за нее бригадир повесит…
Генералы и офицеры, столпившиеся возле царской кареты, заулыбались.
– Тогда вот что… – Петр подмигнул Декусарэ. – Тогда позволь тебя поцеловать! – Царь обнял Декусарэ и трижды поцеловал его в обе щеки. – Жалую тебя полковником!
– Благодарю, государь… Но…
– Ты не хочешь мне служить?
– Ваше величество! – Декусарэ отступил на шаг. – То, чего хотим мы – я и мои товарищи, – мы должны просить не у вас, а у господаря нашего Дмитрия Кантемира!
. – Всем сердцем готов тебя выслушать, – отозвался Кантемир.
Всадники из отряда Декусарэ спешились, подошли к Кантемиру и опустились на колени. Капитан протянул господарю регалии. Кантемир принял из его рук меч и булаву.
– Говори.
– Ваше величество, – сказал капитан. – Дозвольте нам остаться в Молдавии!
Петр недоуменно смотрел на Декусарэ. Кантемир тоже.
– Нет, ваше величество, – горячо и торопливо продолжал капитан. – Не потому мы просим дозволения остаться в Молдавии, что хотим покинуть вас! Нет, совсем не поэтому. Мы хотим остаться, чтобы не давать туркам покоя ни днем, ни ночью. Чтоб знали они – не дремлет народ молдавский!
Декусарэ замолчал. Кантемир хотел сказать что-то, но не смог, слишком был взволнован.
– Сколько лет занимал ты молдавский престол? – вдруг спросил его Петр.
– Всего девять месяцев.
– Как раз столько, сколько нужно, чтобы родился ребенок…
– Ребенок? – не понял Кантемир.
– Дух свободолюбия, – пояснил Петр, показывая рукой на молдавских воинов. – Он родился, а к тому времени, как мы вернемся сюда, – вырастет и окрепнет.
– Встаньте, – приказал господарь молдаванам. Воины поднялись с колен. Господарь внимательно вгляделся в каждого. И вдруг в одном из них узнал Родику. Девушка была одета и пострижена по-мужски.
– Дочь Русета? – спросил Кантемир.
– И она тоже, – ответил капитан.
Кантемир сиял с шеи золотой крест – крест Иована Мирича – и надел его на шею капитану.
– Да хранит тебя господь! – сказал Кантемир. – Тебя и всех, кто с тобой! Да хранит вас и да поможет вам!..
И снова подняли они лица свои к белым минаретам, и снова склонились к земле, шепча про себя молитвы, которые громко выкрикивал муэдзин:
– Нет бога, кроме аллаха, и Магомет пророк его! Да благословит аллах султана нашего высочайшего, справедливейшего и милостивейшего потомка Магомета!
Потом воцарилась тишина.
Высочайший, справедливейший и милостивейший Ахмет III, султан Блистательной Порты, поднял голову и долгим, пристальным взглядом посмотрел на гяуров.
Неверные стояли смиренно и недвижимо. Под взглядом султана они приложили правую руку к сердцу, к губам и ко лбу, затем снова опустили глаза.
– Пусть скажут нам, – потребовал султан, – от всех ли покоренных нашей Портой стран присутствуют здесь заложники?
Везирь повернулся к Раису-эфенди:
– Наш высочайший, справедливейший и милостивейший султан желает знать, от всех ли покоренных Блистательной Портой стран присутствуют здесь заложники?
Раис-эфенди окинул взглядом вереницу заложников. Сказал уверенно:
– Да. Заложники от всех покоренных Блистательной Портой стран присутствуют здесь.
– Хорошо! – Султан хлопнул в ладоши. Везирь склонил бунчук к земле.
Двое чаушей отделились от стражи и направились к заложникам. Возле Дана Декусарэ они остановились. Декусарэ шагнул вперед. Чауши положили руки ему на плечи.
Торжественно и сурово прозвучал голос диван-эфенди, зачитывающего фирман.
– Наш высочайший, справедливейший и милостивейший султан Ахмет Третий, милостью аллаха повелитель всего сущего на Востоке и Западе, всего живущего на Севере и Юге, сим доводит до сведения своих правоверных, что печаль его велика. Он, кто мечом оберегает покой своих подданных, он, кто ограждает их от всякого беззакония, он, кто стараниями своего светлого разума приумножает их благосостояние, – он узнал, что не все его подданные преданы ему и послушны. Те, что обитают в Молдавии, – взбунтовались. Они позвали на помощь самого могущественного в мире гяура – царя России. И восстали против священного полумесяца. Аллах и на этот раз не оставил нас в беде, избавил нас от русского царя. Но посеянные им ядовитые семена проросли на Балканах.
Декусарэ снял с шеи золотой крест – крест Йована Мирича – и передал заложнику, стоявшему рядом. Затем направился к эшафоту. Чауши остановили его.
Раис-эфенди взглянул на везиря. Везирь – на султана.
– Бунтовщик спешит умереть, – усмехнулся везирь.
– Так пусть умрет! – хлопнул в ладоши султан.
– В назидание вам, гяуры-заложники, и вашим народам, проклятая аллахом голова мятежника Дана Декусарэ слетит с плеч! – заключил Раис-эфенди.
Янычары, стоявшие по краю эшафота, разом опустили ятаганы, и над их красными тюрбанами выросли широкие плечи, бритая голова и обнаженная грудь палача.
Декусарэ смерил палача тяжелым взглядом. Прошел между рядами янычар. Поднялся по мраморным ступеням эшафота. Палач положил огромную руку ему на плечо и стал отгибать ворот рубахи. Капитан посмотрел прямо в глаза палачу. Потом поднял вверх скованные кандалами руки и… всей тяжестью обрушил их на голову палача. Великан с раздробленным черепом рухнул к ногам Декусарэ.
Турки остолбенели.
Султан взглянул на везиря. Везирь – на Раиса-эфенди. Раис-эфенди – на стражников. Стражники бросились к эшафоту. Через миг Дан Декусарэ был поднят на копья.
Воздух сотрясли дикие вопли янычар.
Заложник, которого по лицу и одежде можно было принять и за болгарина, и за грека, и за македонца, зажал в кулаке золотой крест.