— Но Эти не уйдут добровольно. Неужели они останутся в нашей семье?
— Как ты сказал?
— В нашей семье…
— Я не ожидал. Ты прошёл путь, Митяй. До таких слов…
— И не остановлюсь. Мне надо идти дальше.
— Вспомни, о чём говорил Иван.
— Что мы Этим не по зубам?
— Точно. Он увидел главное. Эти — только передатчики. Они не создают зло сами, они просто поставляют его туда, где зло — главная пища.
— И всё равно я должен принять решение.
— Прими. Кому сейчас больше всех нужна помощь?
— Лине?
— Тебе видней. Прощай, Митяй. Удачи.
Митяй уже привык, что время изменило обычный ход: он стоит, как зачарованный, напротив всё той же витрины, и словно впервые смотрит в зеркальную поверхность.
Теперь нужно обдумать разговор с Заркомом, и лучшее место для этого — парк. Но на полпути он вспомнил, что в парке сделали снежный городок, и там полно народа.
Ну, что ж, пойдет и он туда. Раз смог преодолеть свой главный страх, то почему не побороться с его отголосками?
А в парке осветили даже дальние закоулки. Везде — прожекторы, мигают гирлянды, запах шашлыков в морозном воздухе.
Митяй прибавил шаг, разогнался, взбежал на центральную горку и съехал по ней на ногах. Есть такая поговорка: «как заново на свет родился». Митяй ощущал что-то похожее: будто долго брёл с тяжёлым рюкзаком, и вдруг позволили этот рюкзак сбросить. И лёгкость появилась необыкновенная…
Дом встретил теплом, и Лина, увидев Митяя, повеселела. Она оправилась после болезни и вплела в золотистые волосы какую-то яркую ленту. Митяй улыбнулся:
— Лина, ты просто королева. Или всё-таки принцесса?
— Как хочешь. Можешь обращаться ко мне: ваше Величество.
Она засмеялась и отложила в сторону любимую «Алису в стране Чудес».
— Где ты был? Расскажи.
— В парке. Там народ гуляет вовсю.
— И я хочу.
— Я, ваше Величество, как верный паж, возьму тебя с собой.
Лина взглянула на него и спросила уже серьёзно:
— Когда?
— Сегодня, Лина. Только не в парк, а в другое место.
— Я об этом и думаю.
— А ты готова?
— Мне кажется, готова. Но, как всегда, — боюсь.
— Это нормально. Конечно, боишься. Но мы пойдем вместе.
— Ну, с тобой — совсем другое дело. Я боюсь — одна. А вместе… Нам сам чёрт не страшен.
— Вспомнила своего?
— Ага, Анчутку. Неужели он есть на самом деле?
— Сегодня, Лин, узнаем. Ты поспи, если получится. Я зайду в полночь.
Кукушка завела самое длинное выступление: двенадцать «ку-ку». Митяй поднялся, нащупал на груди Оберег и пошёл к Лине. Она сидела, напряженная как струнка.
Митяй выкатил кресло в коридор, они приблизились к шкафу вплотную. Оберег засветился, и сразу распахнулась дверь. Лина вздрогнула:
— Голос… Я слышу. Он стал громче.
— Значит, всё правильно. Мы на верном пути.
Но коляска никак не проходила в двери. Митяй, наконец, сказал:
— Лина, ты должна идти сама.
В её глазах стояли слёзы:
— Ты что, Дима? Как?
— Мы на пороге, и здесь уже всё по-другому. Я могу, конечно, понести тебя на руках. Но раз Голос говорит «иди», значит — иди!
Лина закусила губу, оперлась на поручни кресла и приподнялась. Но слёзы всё-таки не удержала, они неровными дорожками стекли к губам. Она сделала усилие, наклонилась вперёд и опять опустилась на сидение.
Митяй подал руку:
— Ты боишься. В этом всё дело. Держись за меня, ты сможешь. Ну, иди!
Она резко поднялась, кресло откатилось назад, и Лина сделала шаг, ещё один…
Дверь захлопнулась за ними.
Их обступила мгла: переход от поздних сумерек к ночи. Но на небе — не луна и не месяц, а солнце — будто в плотной упаковке, и сквозь неё лишь угадываются очертания диска.
И словно стелется дым, кое-где становясь плотнее и шевелясь косматыми рваными краями. Но запаха гари не слышно. Резкий холодный ветер нёс колючую водяную пыль. Ноги скользили по глинистой почве, и не было вокруг ни деревьев, ни кустов, ни даже островка травы.
Митяй и Лина мгновенно продрогли. Лина дрожала, смотрела по сторонам:
— Ты уверен, что мы попали именно туда?
— Да. Другая дверь просто бы не открылась. Тебе холодно?
— Немножко. Но ты знаешь, мне всё равно. Я иду! Понимаешь, иду! Сама!
И она закружилась на месте. Запрокинула лицо, закрыла глаза. Митяю хотелось запомнить это мгновение навсегда. Положить как кусочек цветного стекла в шкатулку, подальше от всех, а когда будет грустно — достать, протереть и посмотреть на свет.
Лина замерла, а потом решительно сказала:
— Нам надо идти. Не стоять же на месте.