Потом они пили вино и ели персики, пачкая липким соком Димину грудь и пижаму Олега Петровича. Он так её и не снял. Дима спросил:
— Но как же вы в одежде? Вы хоть кончили?
— Кончил, спасибо за беспокойство.
— Вы впервые переспали с мужчиной, да? По вам заметно было, вы так мило зажимались, — улыбнулся Дима.
Вино ударило в голову, хотелось дурачиться и трахаться дальше. Персики быстро кончились, виноград тоже.
— А хотите сарделек? У меня есть вкусные сардельки!
— Хочу, спасибо, — не стал ломаться Олег Петрович.
Бедный доцент, как он живёт на свою мизерную зарплату? Надо будет подарить ему немного денег, когда фотографии каменного века разлетятся по всему миру. Миллиончик, к примеру. Пусть двигает науку, он способный.
Съев сардельки, Олег Петрович засобирался домой. Как Дима ни ластился, как ни соблазнял феерическим минетом и самым проникновенным риммингом, Олег Петрович не остался. «У мамы давление сегодня скачет, и сахар, и гормоны щитовидной железы…» — сказал он, и Дима его отпустил. Спросил у двери:
— До завтра?
— До завтра.
— Вы хоть немного меня любите? — Дима шутливо подбоченился, выставляя вперёд белые натянутые плавки.
Больше на нём ничего не было. Олег Петрович скользнул взглядом по обнажённому телу и сказал, медленно подбирая слова:
— Вы знаете, в моей жизни есть только одна любовь, одна страсть и одно наваждение.
— Археология?
— Верно.
— И всё? И ничего больше?
— Долгое время я думал, что да… — туманно ответил Олег Петрович и ушёл.
***
Стоя в кассе банка, Дима обнаружил, что в рюкзаке нет кошелька и паспорта. Он извинился перед кассиршей и вытряхнул содержимое на стойку у окошка. Ключи, телефон, зонтик, маленькая фотокамера, пухлый ежедневник, кружевная подвязка алого цвета, конфетки «Рондо», пачка особо прочных «Контекс», сырная булочка в полиэтилене, пилюли от поноса…
Когда успели вытащить? Где? Он ничего не почувствовал! А ведь Антон предупреждал, что нужно следить за рюкзаком в метро и маршрутках. Воришек много, а молния на виду. Дёргай за собачку — и бери, что хочешь, особенно если клиент мыслями и чувствами в игольном ушке.
Всё теперь! Пока восстановишь паспорт, пока получишь финскую визу — недели две-три точно пройдёт. И это если везде по срочному тарифу. А денег-то на срочный тариф нет. Гадство! Чтоб тебе эти деньги поперёк горла встали! Чтоб тебя поймали и на зоне опустили!
В кармане нашлась мелочь, и Дима вернулся на родной Васильевский остров. В студию не пошёл, отправился прямиком в Институт истории за утешением и поддержкой. Позвонил с проходной в кабинет Олега Петровича, тот ранняя пташка, наверняка уже работает, но гудки пищали, пищали, пищали… Набрал кафедру. Секретарша спросила:
— Вы к кому?
— К доценту Рудову. Выпишите пропуск, пожалуйста, а то он трубку не берёт.
— Разумеется, не берёт. Он на раскопках.
— Где?!
— В Норвегии, кажется. Так-то он мне не докладывает. Молодой человек, звоните в сентябре, вернётся ваш доцент Рудов.
Дима сполз по стеночке на пол. Хотел что-то сказать, но кроме «гыр-гыр» из глотки ничего не шло. Выдавил:
— Но как же так-то… Он же вчера вечером… Кто он вообще такой…
— В смысле? Доцент Рудов он! Пишет докторскую по наскальной живописи — древние петроглифы, что-то в этом роде. Вы же сами такого хотели!
Хотел, ещё как хотел. Петроглифы-дмитроглифы. Археология — моя единственная страсть.
— А он ничего не просил мне передать?
— Он просил передать пиджак и очки профессору Петрищеву, когда тот вылезет из своего могильного кургана в Карелии. Уж не знаю, где Олег Петрович раздобыл этот древний петрищевский пиджак… Бросают вещи где попало, такие рассеянные… А Диме Сидоренко он ничего не просил передать, — она замолкла, потом спросила с сочувствием: — А он обещал, да?
— Нет, — Дима тяжело сглотнул, — он мне ничего не обещал. А не подскажете адрес, где живёт его мама? Хочу навестить больную старушку.
— Так в Нью-Йорке она живёт, работает в Музее естественной истории. А кто вам сказал, что она старушка? Я её видела, когда она к нам приезжала, — холёная моложавая дамочка. Не хуже Олега Петровича, а он у нас первый красавчик в институте.
Дима вышел на крыльцо. На ступеньках сидела девочка в странном коричневом платье и белых гольфах. На голове у неё покачивались банты. Девочка курила сигарету, пуская дым ноздрями. Дима упал на ступеньку рядом ней:
— Есть закурить?
— На, — она протянула пачку дешёвых сигарет.
Он прикурил и затянулся во все лёгкие. В горле с непривычки запершило, он закашлялся. Из глаз потекли слёзы, но Дима их не утирал. Она спросила:
— Ты чего?
— Да херня. Влюбился в парня, а он меня обокрал. Деньги там, загранпаспорт…
— Знакомая история, — девчонка цинично усмехнулась уголком рта. — Козлы они все. На выпускном один объяснялся в любви, а потом я проснулась голая в чужой квартире.
Дима догадался, что на ней за платье — школьная форма.
— Ты что, после выпускного ещё дома не была?
— Почему? Была… нечасто…
Сигарета дарила облегчение. Да, его предали, обокрали, поюзали во все нежные места, включая душу, но хорошо смеётся тот, кто смеётся последним. По дороге проехала поливальная машина, и Дима посмотрел на противоположную сторону улицы. Там у магазина «Оптика» стоял рекламный стенд. На нём белозубо скалился брюнет с неправдоподобно голубыми эмалевыми глазами, а снизу было написано: «Цветные контактные линзы. Линзы на Хэллоуин. Крейзи линзы».
Дима заплакал.
***
Антон впустил Диму в квартиру с таким видом, словно не удивился его визиту. В прихожую выплыл мальчик с розовой чёлкой, которая закрывала лицо на три четверти, и Антон его представил:
— Это мой Тор.
— Как скандинавский бог?
— Да.
— Здравствуй, Тор, — сказал Дима. — У тебя стильная причёска. Антон, можно с тобой поговорить?
Антон кивнул и пригласил на кухню. Там вкусно пахло жареной картошкой и грибами, а столешницы сияли первозданной чистотой. На подоконнике цвела знакомая вонючая герань.
Дима врать не хотел, но и выкладывать всю правду ему было стыдно. Да и не поверил бы Антон в портал и путешествия во времени. Поэтому Дима вкратце рассказал о знакомстве с мужчиной, который после ночи любви обчистил его рюкзак. Деньги, документы.
— Тьфу, напугал! — Антон расслабился. — Я думал, что-то серьёзное случилось, раз ты припёрся. А то ведь ни слуху ни духу уже два месяца.
— Ты же меня бросил.
— После того, как ты мне изменил! И не бросил, а посадил на самолёт. Не искажай реальность, из-за этого все твои проблемы.
— Прости.
— Ладно, проехали. Да и не подходил ты мне, это верно. Безответственный, недисциплинированный, легкомысленный. Ставлю тысячу, ты с тем норвегом без резинки трахался.
— Ты выиграл. Но у меня нет тысячи. У меня семнадцать рублей мелочью и жетон на метро.
— Гыы, ты такой предсказуемый, Димочка! Ладно, будешь должен. Я так понимаю, ты за деньгами пришёл? Пять штук хватит?
— Мне сотню надо.
Антон уставился на него тяжёлым взглядом:
— Сдаётся мне, ты чего-то недоговариваешь. Куда ты вляпался?
Дима сжал зубы, чтобы снова не заплакать. Нервы совсем сдали. Они сидели за кухонным столом, друг напротив друга, как в старые добрые времена. Оба молчали. Где-то в комнате Тор запел тоненьким голосом: «Всё для тебя — рассветы и туманы, для тебя — моря и океаны…» Через пять минут Антон вздохнул и сказал:
— Ладно, убедил. Дам я тебе денег. Пятьдесят штук.
В этот момент Дима вспомнил, почему когда-то в него влюбился, и на секунду позавидовал Тору.
— Спасибо, Антон. Я постараюсь оправдать твоё доверие. И это… ты не толстый, и не пассивный… Это я дебил…
***
Маленький семьсот семнадцатый Боинг сделал эффектный полукруг над скалистым побережьем и вышел на глиссаду. Дима прижался носом к иллюминатору, разглядывая осеннюю тундру. Жёлто-красно-коричневый ковёр обрывался у кромки свинцового моря, где одинокий туристический пароходик прыгал с волны на волну. Сезон заканчивается. Сентябрь. Через неделю может выпасть снег.