Выбрать главу

Дима расстегнул куртку: его бросило в жар. Надо действительно глотнуть коньяка и принять горячий душ, а то и заболеть недолго.

— Олег, ты думаешь, я совсем дурак?

— Почему?

— Я должен отдать тебе славу ради будущих фотографий «Титаника»? Но ведь это я начертал наши имена! Благодаря мне мы здесь.

— Но я здесь на десять лет раньше! И я разгадал, почему мы здесь. Я раскрыл тайну Гростайна.

— У тебя нет никаких доказательств! Я вообще не верю, что можно путешествовать по времени куда захочешь, — и снова хаотическая линия нарисовалась в воздухе.

— Видишь эту золотую корону с королевской коброй? — тихо спросил Олег.

— Ну.

— Мне подарил её юный фараон, когда путешествовал со своим возлюбленным жрецом.

Дима крякнул от неожиданности:

— Здесь был фараон? Он подарил тебе золотую корону?!

— Да. Мы не смогли нормально поговорить, потому что не понимали друг друга, но в конце концов нашли универсальный язык общения.

— Я никогда не поверю, что фараон подарил тебе свою корону! Или он ещё больший дебил, чем я, — отчеканил Дима, успокаиваясь.

Всё это одна большая ложь. Хитрый доцент задумал обдурить его в третий раз, заставить его молчать до защиты диссертации. Не выйдет! Дима стиснул флешку в кулаке.

— Он не дебил. Просто ему понравилось, как я его… как я с ним… — в Олеге Петровиче внезапно проснулся питерский интеллигент.

— Ты его трахнул?!

— Да. Мальчику сильно захотелось, и я счёл возможным…

Дима мгновенно поверил во всю историю. С начала и до конца. Обмяк весь, пальцы, державшие флешку, расслабились. Что значит одна корона для божественного фараона? Пыль межзвёздная. Что значит неописуемое, изысканное, пикантное, нежное и острое удовольствие для того, кто ценит удовольствия жизни превыше всего? Ответ очевиден. Дима тоже заплатил за секс с Олегом Петровичем высокую цену, и не пожалел.

Видимо, Олег Петрович прочитал Димины чувства на его лице. Он протянул руку и спросил:

— Что ты выбираешь: опубликовать фотографии и сорвать мне научное открытие или путешествовать по всему миру и по всем временам? Налегке: только ты, я и твоя фотокамера. Обещаю носить штатив.

Дима не колеблясь отдал флешку. Уточнил:

— А леопардовое манто тебе жрец подарил? Как же их вечная любовь?

— Не знаю, у них не было разногласий по этому поводу. На редкость дружные и открытые ребята, — ответил Олег Петрович с таким бесстыдным намёком, что Дима взревновал. — А вот те масоны, которые приходили, чтобы выкопать Гростайн и отвезти его в Америку, постоянно ругались. Не думаю, что они спали друг с другом. Может, их связывала вечная платоническая любовь?

— Масоны?!

— Да, еле отбился. Единственная настоящая и вечная любовь, которую я видел, была у Спартака и его жены. Но они недолго здесь гостили: залечили раны и отправились в свой век. Мне пришлось купить им антибиотики и лыжи.

— Твоё предложение насчёт коньяка ещё в силе?

***

Олег не соврал, он действительно трахался не так, как в предыдущие разы: не как призовой жеребец Ру, и не как питерский доцент-ботаник, решивший расстаться с девственностью в неполные тридцать лет.

Его ласки были смелыми, но неторопливыми, трепетными, но жгучими. Всё сбылось: и долгие поцелуи до головокружения, и обоюдоострые минеты, и серия затяжных оргазмов, среди которых был тот самый, похожий на Петергофский фонтан.

Дима потерял счёт времени и забыл, куда положил флешку, но это его больше не тревожило. Они с Олегом не сказали друг другу ни единого слова любви, но и так всё понятно было. Иначе Гростайн бы их не пустил. И от этого понимания теплело в груди и тяжелело в паху. Немного пугало слово «вечность», но египетский пример в некотором смысле воодушевлял и примирял с действительностью.

— Димка, чёрт! Быстро вставай и одевайся! Ужин! Мы не должны опоздать.

Дима разлёгся на кровати, как морская звезда:

— Да ну, переться куда-то. Давай консерву откроем. У тебя доширака нет?

— Есть. Но ужин — это святое. Давай-давай!

Олег бросил в Диму джинсами.

— Олежек, ты просто повёрнут на еде, ты в курсе? Ты жрёшь всё, что не приколочено. Я не знаю, как мы тебя прокормим…

— При чём тут еда? Мы опаздываем на церемонию посвящения. Ты должен спеть что-нибудь перед остальными членами общины. Это очень важный ритуал, некогда объяснять.

— Что? Кружок хорового пения?! Нет. Только через мой труп.

— Увы, это неизбежно. Где твои трусы?

— Я не умею петь!

— Дима, я не в консерватории прошу тебя выступить! Ты споёшь в тесном шаманском кругу какую-нибудь песенку, хоть «В лесу родилась ёлочка». Я подыграю тебе на гитаре, они подпоют. Это важная часть жизни шаманской общины. А потом мы съедим вкусного жирного палтуса, которого я вчера закоптил. Ты же любишь палтуса? Ну, что ты на меня смотришь, как солдат на вошь? Пойдём, тебе понравится!

Вечернее солнце ласково пригревало, умопомрачительно пахло копчёным палтусом и влажной осенней тундрой. Море после дневной бури успокоилось, на подсохшем берегу паслись чайки, выклёвывая планктон.

Девушки с бубнами уже сидели вокруг костра, подкидывая в огонь ароматные веточки. Они дружелюбно подвинулись, когда к ним подошли Дима с Олегом. Скрежетнув зубами, Дима плюхнулся на кочку и запел злым речитативом: «Всё для тебя — рассветы и туманы, для тебя — моря и океаны…» Олег, закусив губу и сохраняя невозмутимое выражение лица, быстро подобрал аккорды. «Лишь для тебя горят на небе звёзды…» Блондинка начала постукивать в бубен, Му радостно подхватила ритм. Дима расслабился: всё оказалось не так страшно, как ему представлялось. Его охватило чувство изумительного единения с природой и обществом. Любовь затопила его душу и перелилась через край. Он положил руку на колено Олегу, благодаря за прекрасный аккомпанемент, и улыбнулся душечке Му. Последний припев «Для тебя, лишь для тебя» допели хором.

Эпилог

Олег Петрович Рудов защитил диссертацию и стал профессором накануне тридцатилетия. Его труд произвёл такой фурор, что был тут же засекречен правительством, перед которым открылись новые заманчивые возможности, связанные с политическим, экономическим и общественным мироустройством современного общества. Так что от славы Олег и Дима получили лишь огрызок, зато денег заработали преизрядно. Специально для них в Институте истории (под патронатом кое-кого) был создан тайный Отдел Любви, финансирование текло рекой, перспективы открывались самые радужные.

Дима вернул Антону пятьдесят тысяч рублей и подарил Тору альбом наскальной живописи с автографом. Тамаде пришлось искать нового свадебного фотографа. Петрищев вылез из Карельского могильника и отправился искать Карельские Гростайны. Местные рассказывали, что в Карелии дофига странных каменюк.

Профессор Олафсон завязал с алкоголем, перестал шляться по музею и все душевные силы бросил на то, чтобы влюбиться. В нарушение всех инструкций и в сговоре с профессором Рудовым, Дима выдал Олафсону государственную тайну.

По вечерам Дима с Олегом отрывались от постельных упражнений, которые им предписали для укрепления их бесценной любви, и составляли список вещей, которые понадобятся им в Древнем Египте. Дима мелким почерком исписывал страницу за страницей: широкоугольный объектив, телевик, флакон смазки, портретник, два штатива, коробка особо прочных «Контекс», три софт-бокса, пистолет системы Макарова, вакцины против яда королевской кобры, литр французских духов, Павлово-Посадские платки и шоколад фабрики Крупской на подарки. Олег же считал, что золотой короны и леопардовой накидки ему хватит. Главное — любовь.

Конец