— Запрет. Музей не разрешать.
— Почему? Тут разве не везде открыто для посетителей?
— Петроглиф — можно. Пляж, море — можно. Гростайн — нельзя.
Бомжу с трудом давалась беседа на русском языке, но Дима не собирался переходить на английский: перейдёшь, и старик тут же пристанет с глупыми разговорами и начнёт просить денег на водку.
— Что такое Гростайн?
— Скала.
— И что в ней интересного?
— О-о-о! — глаза бомжа загорелись огнём фанатизма. — Портал на другой мир! Дверь!
— Та-ак… — сказал Дима и встал. — Спасибо за компанию, но мне, пожалуй, пора.
Бомж тоже вскочил:
— Я не врать! Человек ходить на другой мир, я видеть! — Он достал из кармашка на бедре плоский ключ и потряс им перед носом Димы: — Сегодня северный сияние, Гростайн — активация. Я тебе показать, иди под меня!
— За мной, — поправил Дима. — Далеко?
— Нет, в музей. Ты делать много уникальный фотография! Интересно!
— Ладно, я пойду и посмотрю, что там у тебя интересного. Но с одним условием: никаких денег я тебе не дам, даже не проси. У меня самого мало, а мне ещё надо где-то переночевать и вернуться в Питер. Меня бойфренд бросил. Гад.
***
В полутьме помещения Гростайн выглядел как обычный серый камень высотой в два метра. Музейный корпус накрывал его словно Кааба, а пола не было — под ногами хрустели ракушки и песок. Бомж запер дверь изнутри, включил свет, и Дима ахнул. На маслянисто сверкающей поверхности камня плавали зелёные, розовые и голубые пятна, иногда в глубине вспыхивали искры, похожие на разряды электричества, а иногда по скале пробегала мелкая рябь. Посередине находился неглубокий, но искусно вырубленный дверной проём.
— Что это такое?
Бомж возбуждённо похлопал по каменной двери:
— Портал. Сегодня активация.
— Он что, активируется в те дни, когда случается геомагнитная буря? То есть северное сияние?
— Да!
— Отлично! Ты туда пойдёшь? Что там? Четвёртое измерение, страна Оз, пещера Минотавра?
Бомж ответил упавшим голосом:
— Не знать. Гростайн не пускать.
— Ха-ха! Ну разумеется! — Дима достал фотоаппарат и выставил экспозицию. — А читать заклинания пробовал? Ну, «Сим-Сим-откройся» или «крибле-крабле-бумс»?
— Фак ю, — обиделся бомж. — Заклинание есть, но читать — нельзя.
Он провёл пальцами по двери, и Дима увидел надписи. То ли китайские иероглифы, то ли египетские письмена, то ли полустёртые масонские символы. Одни начертаны по привычной горизонтали, другие — по вертикали, а третьи — сикось-накось, словно резчик плохо владел резцом. Дима подошёл ближе, разглядывая уникальные артефакты, которые государственный музей Норвегии скрывал от посетителей в закрытом корпусе. Действительно, это стоит сфотографировать. Возможно, удастся продать фотографии журналистам Рен-ТВ или «Аргументов и фактов». Или «Нэшнл Географик», если повезёт. Конечно, это не портал в параллельный мир, а обломок металлосодержащей руды или кусок метеорита. Кто-то вырубил в нём имитацию входа… Зачем? Палец Димы погрузился в камень на целый сантиметр. Погрузился в камень!
—А-а-а! — закричал бомж. — Гростайн тебя пускать! Быстро, быстро! Гростайн тебя хотеть!
— Хотеть? Меня?.. — переспросил Дима.
Он пошевелил пальцем в стене, ввинчиваясь в тёплые и податливые каменные внутренности, — это было приятно и немного возбуждающе. Дима добавил второй палец. Упоительное ощущение, и не сказать, чтобы незнакомое. Третий палец. Как туго! Он толкнул кисть целиком, и камень жадно чавкнул.
— И что мне с этим делать? — глупо улыбаясь и лаская пальцами что-то внутри камня, спросил Дима.
— Гоу! Гоу! — бомж схватил его за рюкзак и впечатал лицом в стену.
Голову обволокло мягкое, нежное, искристое, как желе из шампанского. Дима задержал дыхание и навалился на камень грудью, вдавливаясь всё глубже и глубже. Втиснулся бёдрами, без колебаний шагнул вперёд и оказался внутри скалы. Вокруг вспыхивали молнии, проплывали сгустки, похожие на светящихся медуз, и Дима колыхался в этой кисельной субстанции не без странного чувственного удовольствия. Когда тебя сжимает со всех сторон что-то упругое и шелковистое — это восхитительно. Только дышать нечем. Начав задыхаться, он рванулся и выпал с обратной стороны камня.
— Эй, мужик, прикольная штука твой Гростайн!
Но мужика не было.
***
Дима сидел на белом песочке, а перед ним плескалось море. Солнце припекало совсем по-южному, пахло водорослями, рыбой и почему-то навозом. Жужжали комары.
— Эй, ты где?! — крикнул Дима, оглядываясь.
Вроде тот же залив, те же скалы, но нет ни музейных корпусов, ни туристических пароходиков, ни кайтеров со змеями, лишь знакомый Гростайн поблёскивает за спиной. Неужели параллельные миры существуют?
— Гыр-гыр-гыр, — донеслось с востока, где нагромождение валунов скрывало береговую линию.
Дима вскочил на ноги и сжал в руках фотоаппарат. Он тяжёлый, может пригодиться для обороны. Кто знает, какие опасные твари водятся в параллельном мире? Из-за валунов выбежали девушки ведьмовской наружности: длинные волосы развеваются на ветру, на бёдрах бикини из звериных шкурок, груди торчат, глаза горят. Пока Дима стоял истуканом, девушки окружили его и упали на колени, словно перед божеством. Одна юная ведьма схватила его за ногу и с чувством поцеловала в дырку на джинсах:
— О, гыр-гыр-гыр!
Она так лучезарно улыбалась, что Дима тоже улыбнулся. Отрадно видеть у своих ног коленопреклонённую красотку, даже если не планируешь ею насладиться. Дима сделал удачный кадр — полуоткрытые губы, взгляд покорной рабыни, и сказал:
— Я тоже вас приветствую, девушки. Вы симпатичные. — Потом вспомнил бомжа и добавил: — Инглиш? Дойч? Финланд? Русланд?
Зачем он спросил про немецкий и финский? Он всё равно их не понимал. Девушки ответили ему восторженными стонами, и Дима почувствовал поцелуи на руках и ласковые прикосновения к интимным частям тела. Кто-то ущипнул его за попу. Бойкая красотка, которая первая выразила ему почтение, вдруг воскликнула: «Ру!», и все подхватили: «Ру! Ру!». Они поднялись, окружили Диму и потащили к валунам. Он не протестовал. Он быстро установил на камеру портретник и беспрестанно щёлкал девиц. Невозможно не фотографировать эти искренние лица, экзотические наряды и соблазнительные формы. Может получиться любопытная серия снимков — скорее эротических, чем антропологических, но ничего, «Плейбой» тоже платит за фото. Ещё бы уговорить их попозировать…
За валунами они ступили на узкую тропинку и поднялись на вершину скалы. Дима оглядел пейзаж. Сердце его застучало: ни одного знакомого ориентира. Мир словно вымер или, наоборот, только что родился. Бараньи лбы, в изобилии валяющиеся вокруг, были девственно чисты, а те, которые остались на низком западном берегу… Дима нашёл глазами «Оленье стадо в ограде, возраст пять тысяч лет» и чуть не упал с обрыва: там сидела голая старушка и тюкала каменным молоточком по каменному зубилу. Вырезает оленей в виде рогатых скамеечек, прокладывает шпалы-шпалы. Звук ударов далеко разносился в чистом воздухе. Дима дрожащими руками полез в рюкзак за штативом. Такая фотография — это Пулитцеровская премия, рукопожатие от президента Академии наук и сто тысяч долларов за эксклюзивность материала. Нет, двести!
Девушки протестующе закричали и потащили его дальше, на мыс. Дима повырывался, но, увидев островерхие вигвамы и дымок от костра, расслабился. Ладно, сперва он познакомится с пещерными людьми, а потом спокойно снимет всё, что сочтёт нужным. Народ тут приветливый, непуганый, а Гростайн переливается всеми цветами радуги — значит, активен. Надо же! Вляпаться в такое невероятное приключение! Никто не поверит, пока фото не увидит. Сотни, тысячи уникальных снимков. Он будет фотографировать, пока батареи не сядут.
У костерка, в котором потрескивали и дымили ароматные веточки, сидели женщины постарше. Седые волосы заплетены в косы, из бикини торчат морщинистые ноги, а на грудь лучше не смотреть, хотя для фото в жанре суровой документалистики самое то. На валуне, под длинным шестом, на котором красовался череп зубастого тигра или медведя, восседал вождь — похоже, единственный в племени мужик. Нет, понял Дима, единственный в целой вселенной. Единственный в его жизни, сколько бы она ни продлилась.