— Все будет. Записал, вот видишь, в календарь: Анфису ублажить.
— Да ведь я же за станки, Иван Ваныч!
— Знаю, знаю, Анфиса, молодцом. И ветошь тебе нужна, а?
Анфиса снова посмотрела на Тоньку — что, мол, дура, говорила я тебе, жадина! Но Тонька, вредина, вроде и не слышит, а какие-то картинки на стене разглядывает.
— Нужна, — сказала Анфиса, зардевшись.
Все в цехе знали, что Анфиса из ветоши выбирала тряпочки подлиннее, связывала их, свивала клубочки небольшие, а дома плела половики-дорожки.
— Все тебе будет, Анфиса, для хорошего человека ничего не жалко, а?!
И посмотрел уже на Патрикеева:
— Ну, чем порадуешь?
Тот покосился на прочих — без них бы.
— Ладно, посиди.
Полозов подозвал пальцем Антонину:
— Давай на склад, скажи, не будет через полчаса веретенки, тавоту и ветоши, Полозов на директорском совещании об этом говорить будет. Ясно?
— Дать-то дадут, — не растерялась Антонина, — а тащить как? Я раньше-то — вон тачку нагружу и везу. А счас ремонт во дворе делают — не проехать. Помог бы кто…
— К Василию Иванычу зайди. Скажи: надо! — даст.
— Да помоложе выбери, — хихикнул Патрикеев.
Антонина даже не повернулась к нему.
— Без вас обойдемся. Мне, может, молодые без надобности… Я еще по личному, Иван Иваныч.
— По личному после работы, — снова сунулся Патрикеев.
И снова Антонина даже не пошевельнулась.
— Ну что? — Полозов начинал сердиться — время шло, а дела — ни с места. И к тому же в кабинет протиснулся Кожемякин, издали уже тыча толстым пальцем в циферблат — пора, дескать!
— Мне бы на пятницу отгул взять… — Антонина будто почувствовала, что вошел Кожемякин, и тут же повернулась, чтобы видеть его хоть краем глаза.
— Отгул за прогул, — опять не утерпел Патрикеев.
— Ладно, Патрикеев, отдохни. — Полозов взглянул на него исподлобья, и тот понял, что перегнул, пожалуй. — Пиши заявление, Антонина, только соври что-нибудь поинтересней. А то все родственников хоронишь — надоело.
— Ой, Иван Иваныч! — притворно обиделась она и даже руками всплеснула: — Будто я…
Полозов встал из-за стола и шагнул к Кожемякину.
— Добрый день, Алеша!
— Здорово! — Он плюхнулся на стул и принялся утирать пот. — Ну до чего же надоела жарища!
Кожемякин подождал, пока выйдет не спускавшая с него глаз Антонина, и с наслаждением выругался. Подвинулся к столу и взял из полозовской пачки сигарету.
— Смех смехом, а я вот чего к тебе — давай замнем ту партию, что перекалили. Вроде она у тебя уже. А я к вечеру тебе подкину штук триста — половину. А с Коротковым договоримся.
Коротков, начальник сборочного, был человек толковый. И приятный. Хотя и доставалось ему за все цехи сразу.
— А то снова прогресс слетит, — засопел Кожемякин, — и так три месяца в завале.
Полозов прикинул быстренько: «Триста сегодня… Значит, троих (он имел в виду токарей, что сидели с утра возле конторки) сегодня с полсмены отпустить, вызвать завтра, чтобы полторы отбухали… а сверхурочные потом раскинем с Патрикеевым…»
Сознание работало привычно, четко. За много лет столько приходилось выкручиваться, искать выходы, лавировать, что если бы вдруг все пошло само собой, без завалов и сверхурочных, Полозов, пожалуй, даже растерялся бы: что же тогда и делать?
— А завтра сколько дашь?
— И завтра к утру триста, а вечером — всю вторую партию, — обрадовался Кожемякин и с надеждой посмотрел на Полозова.
Если Полозов согласится порядок! Во-первых, можно будет на директорском совещании «отлепортовать» — термический вышел из прорыва, во-вторых, прогресс — прогрессивка — и Кожемякина не обойдет, а была она ему очень кстати. Кожемякин, большой любитель преферанса, крепко подсел на днях, и если не прогресс — будет серьезный домашний разговорчик, с подключением слез, сапог, которые есть у всех женщин, а она одна, как…, детей и мамы… Эх, мама, мама, мать!..
— Ты чего материшься? — поинтересовался Полозов.
— А, это я так, дела моих домашних дней…
— Понятно, — оказал Полозов и ткнул сигарету в пепельницу. — Ну что, годится! Только смотри…
Кожемякин сгреб его огромными ручищами…
— На руках, Ваня, на руках носить буду!
Совещание у директора, как всегда, шло быстро. Директор любил точность и не терпел длительных объяснений, в которых, как догадывался Полозов, не очень-то и разбирался. С заказчиками дело было улажено в три минуты, и директор попросил их подождать в приемной.
— У нас тут свои мелочи, — сказал он, приятно улыбаясь. — Секреты фирмы. Я буду свободен через десять минут — и в вашем распоряжении. — Он улыбнулся еще приятнее.