Работать с ним было легко — он знал, чего хотел, и умел найти, в случае надобности, нужных людей, поддержку, фонды — словом, знал свое дело. И делал его. Если хотел. Но иногда, как говорил Полозов, ему попадала шлея под хвост. К счастью, ненадолго.
Директор снял пиджак и включил мощный вентилятор на столе. Все невольно потянулись к струе воздуха — директорский кабинет находился на солнечной стороне.
— Прошу, — сказал директор. Первым докладывал главный конструктор, за ним — главный технолог, механик, начальники цехов: все шло по плану.
— Ну что же… — Директор отложил в сторону карандаш — он по ходу докладов делал пометки в блокноте. — Картина ясна. Хочу отметить, что впервые за три месяца Кожемякин вышел из прорыва. Это отрадный факт. А, Алексей Николаевич?
— Отрадный, — пробасил Кожемякин, честно глядя директору в глаза. — Очень.
— Ну, раз Кожемякин сказал… — Директор поднялся из-за стола. — У кого есть еще что-нибудь?
Все промолчали, и это было привычно — директор все решения принимал сам, советов он не любил. Особенно на людях.
— Тогда, я считаю, можно заканчивать. — Директор нажал кнопку, и в кабинет тут же, словно она ожидала за дверью, вплыла секретарша. — У меня есть еще коротенькое и очень приятное сообщение. Я его специально приберег для конца.
Секретарша протянула ему красную папку.
— Можно мне? — встала вдруг Лидия Петровна, кожемякинский зам. Она поправила прическу, и все увидели, что ее теплый джерсовый костюм — в кофточке на директорские совещания ходить она считала неудобным — пропотел под мышками.
Директор замолчал от удивления — замы начальников цехов выступали на совещаниях, только если им предложат.
— Пожалуйста, — сказал он, давая понять всем, и особенно Кожемякину, что он очень удивлен.
Для начала Лидия Петровна изложила «авантюру» Кожемякина и Полозова, особо остановившись на прогрессивке — именно она, а не само производство и его процветание, есть самоцель товарища Кожемякина и компании, помянула и свою вину («…я не снимаю с себя вины, мы запороли партию из-за неправильного режима, но положение это создалось в связи с соответствующим настроем мастеров и рабочих, — она перечислила фамилии, — который был создан товарищем Кожемякиным…»), а помянув вину, перешла к обрисовке общего «крайне тяжелого положения» в цехе, «невозможности совместной работы» и, наконец, «отвратительного психологического климата».
Все перестали переглядываться и с безразличным видом принялись изучать свои записи, бумажки, блокноты. Один директор смотрел на нее заинтересованно.
От него сейчас зависело — разнести ли Кожемякина и Полозова, объявить ли им по выговору, вытащить на партбюро, да мало ли что!
— У вас все? — спросил он мягко, выждав, пока Лидия Петровна сделает паузу.
— Нет. — Она победно оглядела все собрание. — Я еще хотела сказать… может быть, об этом вообще-то говорить и не надо, но сейчас, когда, как никогда, возросла роль руководителя-воспитателя…
«Когда, как никогда», — отметил про себя Полозов и заскучал. Все было уже ясно.
Полозов посмотрел на Кожемякина и подмигнул. Тот дернул мясистой щекой.
— И вот в этой обстановке, — Лидия Петровна вслушивалась, как звучит голос в просторном директорском кабинете, — товарищ Кожемякин позволяет себе такие выражения… — Она мучительно покраснела и стала вспоминать. Ей хотелось сказать «площадная брань», но эти слова, такие значительные, обличающие и вместе с тем интеллигентные, вдруг вылетели из головы. Вспоминалось только грубое: «матерщина»… — Такие выражения, — уныло мямлила она, понимая, что вспомнить не удастся, — такие… как только у ларька пивного можно услышать…
— Понятно, — сказал директор и выключил вентилятор. — Значит, герой наш, Кожемякин, и не герой вовсе, как нам Лидия Петровна объясняет?
Еще в начале ее выступления он наклонился к главному конструктору, о чем-то его спросил, тот покачал головой отрицательно и так, наклоняясь один к другому, — «Как зовут?» — пока не дошло до Полозова, а потом обратно, как в детских играх, шепотом: «Лидия Петровна». Директор кивнул и записал имя на бумажке.
— Правильно я вас понял? — Он улыбнулся, подбадривая ее.
— Да! Я хотела только еще…
— Спасибо, — остановил директор. — Какие предложения у вас, Лидия Петровна?
Лидия Петровна замешкалась.
— Понятно, — сказал директор. — Тогда у меня предложения. Поскольку брак-то был, давайте мы с вас его и удержим, а? Как, бухгалтерия нас поддержит? — Он посмотрел на главбуха.