Главбух был молодой, в роскошном галстуке.
— Дороговато это обойдется. — Главбух уже понял директора.
— А мы, чтобы одной Лидии Петровне не страдать, с Кожемякина тоже вычтем. Как, Алексей Николаич, не возражаешь?
Кожемякин засопел и открыл рот: дескать…
— Не возражает Кожемякин, — сказал директор и опять улыбнулся. — А насчет климата ты, Алексей Николаич, подумай. И верно, я ж тебе говорил, жарко у тебя в термическом, а? — Он засмеялся.
Все тоже засмеялись и задвигали стульями.
— Хочешь, я тебе свой вентилятор отдам, а? — Директор чуть двинул вентилятор к краю стола. — И насчет этих… выражений, — он весело посмотрел на всех, — поаккуратней надо. Женщин мало у нас, и хоть «Литературка» и говорит, что охранять надо мужчин, — он любил ссылаться на «Литературку», — хоть там и говорят, что беречь надо мужчин, давайте все-таки по-старинке охранять женщин. Согласен, Алексей Николаич? — Он мельком взглянул на часы. — А теперь хочу порадовать вас. Пришла телеграмма из министерства — по итогам квартала мы на первом месте. Это приятно. Я должен поздравить вас всех. И есть разнарядка из министерства на награждения. К сожалению, не успею зачитать ее. — Он открыл папку и достал несколько листочков. — Но она уже размножена, и выписки будут у каждого начальника отдела и цеха. И наши рекомендации по этому поводу.
Он поднялся из-за стола, и все тоже встали, шумно отодвигая стулья и переговариваясь: первое место по министерству — шутка ли!
Несмотря на то, что «инцидент», как, с легкой руки главбуха, стали называть выступление Лидии Петровны на директорском совещании, был исчерпан, Полозов почувствовал, что настроение упало, и где-то в глубине, может быть пока еще едва-едва ощутимо, стало расти раздражение. Вот в такие минуты глухого, нудного раздражения, раздражения «вообще», он, будучи вспыльчив по натуре, мог сорваться, нашуметь, наломать дров, а после уже, ясно понимая, что был неправ, мучился еще больше и, бывало, довольно долго. И что особенно огорчало его — в последнее время все дольше и дольше.
«Нервы, что ли, сдают к старости? — привычно подумал он, входя в цех. — Было бы от чего расстраиваться». Незаметно для себя он повторил любимую фразу своей жены и тут же поймал себя на этом.
Расстраиваться, конечно, было не с чего: директор все понял, а даже если и не понял, в чем именно заключалась «авантюра» Полозова и Кожемякина, то чутьем, выработанным за много лет руководящей работы, почувствовал, что все было сделано правильно и разумно, что производство не только не пострадало, но, может быть, и выиграло, несмотря на то, что Полозов и Кожемякин допустили какие-то «вольности». Стало быть, можно сделать вид, что, дескать, вижу, понимаю, не одобряю, но выводы сделай сам.
Однако Полозов хорошо знал, что при случае директор обязательно припомнит ему это и повернет дело так, будто бы Полозов действительно был виноват в чем-то, о чем знают только они — директор и Полозов, и он, директор, в который раз проявляет снисхождение, чего другой на его месте делать бы не стал. И Полозов будет мяться и даже кивать директору, чувствуя гадость на душе от собственной дурацкой податливости. Начальственное снисхождение и вообще-то неприятно, особенно если повод к нему липовый, несуществующий.
Полозов вдруг вздохнул громко и протяжно, так, что сам даже услышал свой вздох, и снова огорчился: «Вздыхаю, как корова!»
К карусельному станку тащили новую заготовку. Это всегда превращалось в маленькое событие в цехе — должно же быть какое-то разнообразие в жизни! — и привлекало даже зрителей.
Грузоподъемность двух тельферов, которые тащили заготовку, была чуть не вполовину меньше ее веса, и это вызывало почему-то радостно-тревожное волнение: ну как сегодня, выдержат или нет?
Полозов прекрасно знал, что тельферы выдержат — запас прочности у них более чем двойной, но на всякий случай (эту оградительно-предупредительную меру разработал еще до него Николай Гаврилович, старый начальник цеха) издал приказ, строжайше предписывающий «всем посторонним лицам, т. е. лицам, не занятым непосредственно на передвижении заготовки, находиться не менее чем за… метров от линии ее движения. Ответственному, тов. Огурцову, следить за правильным креплением заготовки, за расстановкой рабочих в следующем порядке…»
Дальше следовал порядок расстановки, подробно расписанный. Еще дальше — подписи: главный технолог (Полозов долго выбивал у Зайцева эту подпись), начальник цеха (Полозов), мастер (Огурцов) и рабочие — они расписались в том, что ознакомлены с приказом.