Пока Березин беседовал, Щербинина заинтересовал «Боевой листок», вывешенный на стене рядом с картой фронта. В нем рассказывалось о подвиге Сагита Фаизова. Молодой башкир на виду у всей роты подполз к вражескому дзоту, забросал его гранатами. Отважный воин возвратился невредимым. Истинный батыр!
В другой заметке рассказывалось, как немцы отгородились минными полями и колючей проволокой, рвами и надолбами. На проволоке у них множество звонков. Тронешь — и в ответ убийственный огонь. Хитер враг, а его перехитрили. Недаром говорится: находчивость — сила, от нее врагу могила. Сагит Фаизов и Семен Зубец темной ночью пробрались к вражеским позициям, осторожно привязали бечеву за проволоку. А с рассветом артиллеристы и минометчики произвели огневой налет. Как обычно, немцы попрятались в укрытия, многие ушли во вторую траншею. Едва орудия стихли, зазвенели колокольчики. Немцы открыли бешеный огонь. Артиллеристы снова повторили налет. После нескольких залпов опять тревожно зазвенели колокольчики на проволоке. Полагая, что началась атака и русские режут проволоку, немцы выбрались из укрытий и обрушили огонь перед своим передним краем. И опять артналет. И так раз за разом и день за днем. Потери у немцев громадные, нервы издерганы.
Майору захотелось поближе узнать отважного воина, и он пересел на низкие нары рядом с Фаизовым.
— На нас никто не в обиде, — заговорил Сагит Фаизов, видимо отвечая на вопрос Березина.
— Как никто? А немцы? — пошутил Щербинин.
— Немцы — да, те в обиде…
Молодому башкиру всего двадцать. Выражение его круглого лица с черными глазами полно решимости и той самостоятельности, которая отличает бывалого человека.
Оказавшись в тылу врага, Фаизов примкнул к партизанам. В полк его привел с собой Пашин после возвращения из Шандеровки.
— Задача такая — убивать, и все! — отрезал Фаизов.
— Убивать, чтоб не убивали! — поправил Березин.
— У нас своя честь, — согласился Глеб Соколов.
— Честь сильнее смерти, — добавил Сагит. — Так говорится в башкирской пословице.
— Умная пословица! — похвалил Березин.
Когда Щербинин возвратился к себе в Шуляки, на круче, за рекой, еще гремел бой. Немцы стянули резервы, собрали танки, не жалели снарядов и мин. Они яростно бросались в контратаки, пытаясь сбить шандеровцев.
Позвонил Виногоров и спросил, как дела.
— Тяжело, — ответил Щербинин. — Бешено контратакуют.
— А вы что ж думали, легко отдадут такую позицию? Немцы знают: если не устоят — им далеко придется пятиться. Как вы помогаете шандеровцам?
Щербинин доложил.
— Плохо помогаете. Лучше бы помогали, был бы и успех.
Упреки Щербинин выслушал молча: оправдания излишни. В словах комдива, бесспорно, есть большая доля правды: если нет успеха, всегда виноват командир и его штаб — они не сделали всего необходимого, всего должного.
Час спустя Виногоров заявился сам. Он расстроен и недоволен.
— Как у шандеровцев?
— Отбивают атаки.
— А что же у вас, тихо?
Щербинин смутился. Как объяснить ему, что минуты затишья неизбежны во всяком бою, а в бою на частном направлении тем более. И, как нарочно, сейчас вот такое затишье.
— Вызывайте артиллеристов!
Щербинин позвонил и протянул трубку.
— Почему молчит артиллерия? — спросил Виногоров командира дивизиона.
— К стволам притронуться невозможно, — ответил тот, — расстреляли больше боекомплекта из каждого орудия.
— Готовьте двадцатиминутный налет по целям, Начало по моему сигналу. Предварительно доложить. — И уже Щербинину: — Прикажите подготовить огонь минометов.
С Виногоровым прибыла рота автоматчиков, которую он отправил к шандеровцам на исходные позиции.
Распоряжение следовало за распоряжением. Их смысл ясен: сосредоточить весь огонь на узком участке, повторить атаку. Заставить противника поверить, что здесь начинается большой прорыв или, во всяком случае, идет к нему большая подготовка. Однако полк Щербинина Виногоров в атаку не бросал. Полк вел лишь огневой бой.
С позиций только что возвратился Юров.
— Что у них там? — спросил его комдив.
— Тяжело, товарищ полковник, кровью обливаются.
— Они приказ выполняют, — строго произнес Виногоров.
Юров смутился.
— Что бы ни чувствовал командир, — продолжал Виногоров, — в бою он должен осторожно обращаться со словом, ибо в слове командира, как и в любом его поступке, большая сила. Так вот!.. — И он пристально посмотрел на еще более смутившегося Юрова. — Словом можно и разжалобить, и ослабить, и — что важнее всего — укрепить волю, усилить человеческую душу, помочь солдату и офицеру в трудную минуту, поддержать его веру в победу…