Бой вспыхнул внезапно.
Бойцы Румянцева наткнулись на орудие, у которого возилась группа солдат.
— Хальт! — испуганно воскликнул один из них.
Полетела граната. Послышался треск автоматов. Из соседних домов выскакивали фашистские солдаты и палили с испугу куда попало.
Продвинулись дальше.
— Вот тут офицеры, штаб, наверно, — тихо прошептал Урсул. Это молодой партизан-молдаванин, высокий ростом, с большими сильными руками. Он схватил Якова за локоть и, указывая на дом, торопился высказать свое предположение.
— Лучше со двора, там две двери, а за двором сад: могут разбежаться.
Румянцев легонько высвободил свою руку и тихо скомандовал:
— Через забор!
Вскочив на спину товарищей, двое автоматчиков перемахнули забор. Раздался одиночный выстрел. Потом сразу раскрылась калитка. У легковой машины, стоявшей во дворе, лежал убитый часовой. В доме уже суматоха. Загремели стекла в одном из окон, и оттуда застрочил автомат. Начали выбегать полураздетые немцы, они тут же попадали под огонь.
Разгромив штаб, Румянцев взял пленных, документы.
Лай собак тонул в шуме разгоравшегося боя. Взводы и роты, прижимаясь к домам, продвигались вдоль улиц к реке. У противника паника.
Заскочив в один из домов, Голев скомандовал:
— Хенде хох! Хинлеген ваффен!
Немцы испуганно потянули вверх руки. Но из глубины комнаты вдруг хлопнул выстрел, и Голев почувствовал резкий удар в плечо. Он инстинктивно нажал спусковой крючок. Человек пять упали, остальные еще выше подняли руки.
Оставшихся в живых пришлось отконвоировать в тыл. Всю дорогу ужасно ныло плечо, и в левом рукаве мокро от крови.
Семен Зубец первым заприметил пушку Руднева. Пока развертывалось орудие, он громко кричал по-немецки:
— Выходи, сдавайся!
В ответ послышались очереди из автоматов. Руднев выругался. Жаль дома разбивать из-за этих гадов.
— Разве перехитрить? — сказал он Семену.
— А как?..
— Сейчас увидишь.
Он подошел к наводчику и что-то тихо сказал ему на ухо. Потом громко скомандовал:
— По первому дому по два снаряда — огонь!
Охнули два выстрела.
— Выходи! — снова закричал Руднев. — Не то и других разобьем так же.
Язык орудия оказался более доходчивым.
— Белый флаг! — закричал Семен. — Они сдаются.
Сдались и во втором доме. Гарнизон третьего еще упорствовал. Тогда Зубец незаметно подобрался к окну и бросил две гранаты. Ни один из домов не пострадал.
С рассветом пробились к берегу. Переправа под перекрестным огнем. Тонут выбившиеся из сил раненые, бьются в постромках лошади, плывут трупы убитых, перевернутые повозки-каруцы, какие-то ящики, мелькают силуэты незнакомых предметов.
Вместе с ротами Жаров вырвался к берегу. Вот он, Прут! Как все обычно и просто и как все сложно. Подумать только, государственная граница!
Советское наступление чем-то напоминало ему могучую силу весеннего половодья: может, мощью своей, своим размахом, неизбежным обновлением раскованной жизни. Боевой разлив войск снес плотины и запруды вражеской обороны, очистил родную землю от фашистской нечисти и принес нашим людям освобождение.
И тем ее менее наступление мало похоже на стихию, ибо представляет собой высшую степень организации и человеческого духа.
Ему невольно вспомнилась грозная осень сорок первого года. Две трети европейской части страны захватил враг. На оккупированной им земле более восьмидесяти миллионов наших людей, тысячи фабрик и заводов, колхозов и совхозов, бесчисленные богатства родной Отчизны. У стен Москвы полчища Гитлера. Бесноватый фюрер уже назначил парад своих войск на Красной площади. Уже стоял наготове белый конь. И вот государственная граница!
По всему берегу — люди, за плечами которых суровая школа войны. Это на них смотрит сейчас порабощенная Европа, она ждет их, как своих освободителей. И как радостно и хорошо от сознания, что эти простые люди, имена которых неизвестны миру, ведут величайшую из войн, решают большую судьбу своего Отечества и судьбу народов других стран и континентов. Поистине на их долю выпала самая великая миссия!
Подошел Березин и обнял Андрея рукой за плечи:
— Вот она, живая история войны! Смотри, пиши, думай!
Андрей смотрел и тоже полуобнял Березина. Все еще гудела артиллерия. Позади освобожденная Бессарабия, впереди неизведанные пути новых битв и сражений, что начнутся завтра же. И весь горизонт, насколько хватал глаз, окутан красноватым пламенем.
— Вон еще какое пламя войны! — тихо сказал он Березину.