— Таких великолепных банкетов давно не было в нашем краю.
Потом, заглянув собеседнику в глаза и почти отгадав его мысли, тихо добавил:
— Мне кажется, что наступает эра возрождения землевладельческого капитала. Люди, подобные вашему отцу, — крепкая порука в этом.
— Земля, — повторил Микола любимую фразу отца, — любит сильных и упрямых людей.
Когда замолкла музыка и утомленные гости снова сели за столы, Кашпур поднял чарку водки и охрипшим голосом выкрикнул:
— Пью за единственного сына!
Отец и сын выпили и поцеловались под громкие рукоплескания присутствующих. Под утро все перепились. Растрепанный, с бутылкой водки в руках Данило Петрович вбежал в кухню. Повара и лакеи повскакали с мест. В углу на табуретке замер Антон с куском хлеба в руках.
— Запрягай! — крикнул ему Кашпур и, ткнув недопитую бутылку водки в руку Феклущенка, приказал: — Пей!
Не смея протестовать, приказчик приложился к узкому горлышку.
— До дна, до дна! — кричал Кашпур, следя за его багровеющим лицом.
Домаха прибежала из комнат и молча смотрела с порога. Булькнул в горле последний глоток, и Феклущенко нетвердой рукой поставил бутылку на край стола. Острый подбородок его подергивался. Приказчик повернулся и, шатаясь, вышел из кухни.
Еще не рассвело, когда Кашпур погнал норовистых коней. Ветер шумел в ушах, резал лицо, забивал дыхание. Антон впился руками в сиденье брички, боясь вылететь. Данило Петрович нещадно хлестал кнутом и без того горячую пару. Рысаки остервенело били копытами, храпели и фыркали. На повороте Кашпур одним движением осадил лошадей и почти вытолкнул из брички Антона.
Антон упал в ров, полный воды, а когда поднялся на ноги, бричка уже грохотала в серой дали. В лесу Кашпур остановил коней. Высокие сосны оберегали первозданную тишь. Под ногами шуршала хвоя. Кашпур глубоко вдохнул теплый воздух и обнял руками шершавый ствол. Он прижался к нему щекой и дерево осыпало его хвоей. Так он стоял долго, вслушиваясь в вечный шум, который переливался в стволе, подымаясь, казалось, из глуби земной и пробиваясь через спутанные корни. Кашпур с силой вдавил ноги в землю. Ему чудилось, что так сила земли, ее животворные соки вольются в его тело.
Когда солнце взошло и над просторами рассыпалась песня жаворонка, пара взмыленных коней вихрем влетела во двор. Кашпур сидел в бричке трезвый, строгий, с недобрым блеском в глазах.
III
Этой весной не суждено было Кирилу Кажану вести плоты. Прислал за ним дубовский помещик своего приказчика Феклущенка и через него договорился, что Кажан поступит на службу в Дубовку. Феклущенко предлагал выгодные условия — сто пятьдесят рублей в год и бесплатное жилье. Намекнул: если выгорит одно дело, начатое Кашпуром, то не будет остановки за особой наградой. Кажан не долго думал. Через день по отъезде Феклущенка перетащил на старый дуб свои пожитки, забил двери хаты, Ивга села за руль, отец — на весла, и подались вниз по реке на Дубовку. Жизнь на новом месте пошла по-старому. Да и не привыкать Кажану к новым местам! Знал он их не мало, и каждое по-своему привлекало, манило по-своему. Кашпур в день приезда долго говорил с ним. Все расспрашивал про пороги. Какие опаснее всего да через какие ходы водит Кирило дубы и плоты. Все, что знал, рассказал Кажан новому хозяину. Сказал про старые шлюзы, про то, что и новые поставить не мешает. Несколько дней сидел Кажан без работы. От скуки дважды ездил рыбачить. Один раз взял с собою молодого барина. Выехали перед рассветом. В широкой заводи, покрытой завесою густого тумана, расставили вентеря. Холодный ветер майского утра вгонял в дрожь. Мокрые руки стыли. Кирило молча объезжал заводь, длинным боталом пугал рыбу. Микола жалел, что поехал. Нетерпеливо ждал окончания лова. Душегубка протекала, ноги промокли до самых колен.
«Еще простуду схвачу», — подумал Микола и зло посмотрел в сторону Кажана: когда тот кончит возиться? Потом подъехал к рыбаку в своей душегубке. Достав из кармана клочок газеты, дубовик сворачивал самокрутку.
— Дядя Кирило, — обратился к нему Микола, — говорят, вы много лет через пороги плаваете?
— Эге ж. Лет тридцать.
— А страшно, должно быть?
Кирило высек огонь кремнем, зажег от трута цигарку и затянулся. В воздух, пахнущий камышом и водорослями, поплыл запах махорки. Помолчав, старый лоцман сказал:
— Как же не страшно! Порою белый иней на висках выпадает. Хуже всего через Деда проходить. Он шуток не любит.
Так ничего больше и не рассказал Кирило про пороги. Вытащили вентеря, добыча была не плоха. С десяток карпов вяло бились на дне лодки.