В тот момент, когда ящик для письменных принадлежностей перешел в мою собственность, он не был пустым. В нем находились разные предметы, не представлявшие, правда, большой ценности. Часть из них, несомненно, принадлежала еще первому его хозяину, жившему в XIX столетии, а все остальное тому, кто взял его с собой в море в конце XX века.
Исходя из всего, что до сих пор обнаружено мною в ящике для письменных принадлежностей и внимательно изучено, о нем и его содержимом можно сообщить следующее:
I
Верхний уровень ящика для письменных принадлежностей
Верхний уровень ящика для письменных принадлежностей составляют: крышка (1) и пять отделений (2–6)
1
Крышка с латунным солнцем
Если открыть крышку ящика для письменных принадлежностей (1) до конца, то она образует единую наклонную плоскость с самим ящиком. Этой плоскостью, состоящей из двух частей и покрытой сукном, можно пользоваться как письменным столом. Длина плоскости в два раза превышает ширину ящика и составляет около пятидесяти четырех сантиметров.
На внешней стороне крышки закреплена латунная пластинка в форме эллипсообразного солнца, на ней немецким готическим шрифтом вырезана дата – 1852 – и инициалы «Т. А. Р.». На выцветшем сукне внутренней поверхности крышки остались пятна от пролитого рома и чернил красного цвета, а также надпись. Это фраза на итальянском языке, которая переводится так:
Всякий раз, когда Европа заболевает, она просит прописать лекарство Балканам
Если поднять крышку, предназначенную для письма, под ней обнаружится пространство, слегка пахнущее корицей. Мастер, сделавший ящик для письменных принадлежностей, несомненно считал, что под крышкой должны размещаться карты и инструменты для определения положения судна. Однако сейчас здесь нет ничего, кроме следов нюхательного табака и пачки из сорока восьми почтовых открыток, перевязанных синей ленточкой. Все они адресованы одному лицу, некой мадемуазель Генриетте Довиль из Перужа, Франция, но ни одна из открыток не была отправлена. На них нет почтовых штемпелей, и все они, кроме одной, изображают арку Дефанс в Париже. Исключение составляет последняя открытка, и на ней не Париж, а венецианские кони. Текст на открытках написан по-французски, одним и тем же красивым женским почерком, с наклоном, противоположным направлению письма, и крестиком вместо буквы «i». На дне этого большого отделения лежит зубочистка из утиного пера и вывернутая наизнанку кружевная перчатка, сшитая в Которе. Она пропитана ароматическим маслом «Кипрская роза».
Если сложить открытки в том порядке, в котором они были написаны, станет ясно, что одной или двух не хватает, однако это не мешает получить представление о том, что хотела сообщить своей подруге в Перуже неизвестная парижанка. Все написанное в неотправленных открытках, хранившихся в ящике, излагается ниже.
Сорок восемь почтовых открыток
В это утро я снова лгала во сне, а ложь имеет запах. Она пахла кремом «Christian Dior» от морщин вокруг глаз. Этот запах и разбудил меня.
Поднявшись с кровати, я выпила две китайские чашки воды, надела перстень, выкованный в третьем веке новой эры для левой руки какой-то женщины, и застегнула на лодыжке цепочку часов «Tissot».
Тут кто-то позвонил.
«Hermès», аромат «Calèche», определила я, принюхиваясь к входной двери. Это была моя сестра Ева.
– Мне кажется, тебе следует сменить image, – сказала я ей. Мы направились в центр города. В первом же бутике я купила ей «Amarige de Givenchy» в металлическом флаконе, похожем на консервную банку, и одноразовое вечернее платье из золотистой бумаги, сшитое по эскизам известнейшего парфюмера. Ева была в восторге, а я, понюхав продавщицу, которая упаковывала наши покупки, шепнула сестре:
– У этой третий день!
После этого мы проследовали в роскошный меховой салон, скрывавшийся в зелени авеню Монтень. Едва мы вошли, нас окутал аромат искусственных фиалок, распространявшийся из подключенных к сети пульверизаторов. Через центр зала тек демонстрационный подиум, навстречу нам шел молодой человек с волосами, стянутыми в хвостик на затылке. Я, как и обычно, подбрасывала рукой лимон, время от времени нюхая его. С паузами в такт тем мгновениям, когда лимон находился в воздухе, я прошептала сестре: