– Пока мы будем называть вас Дневной Красавицей. Вы не против? Нет? Вы вообще покладистая. Правда, немножко робкая, но это вполне естественно. Главное, значит, уходить в пять часов, так ведь, а остальное устраивает… Вы его любите? (Северина слегка подалась назад.) О, я не настаиваю, выпытывать секреты я не собираюсь. Скоро вы сами захотите ими со мной поделиться. Я ведь не начальница, а товарищ, настоящий друг. Я понимаю жизнь… Разумеется, мое место мне нравится больше, чем ваше, но тут уж ничего не поделаешь – это общество создавали не мы с вами. Ну поцелуйте же меня, моя милая Дневная Красавица.
Хотя в голосе госпожи Анаис звучало искреннее дружелюбие, Северина вдруг резко отстранилась от нее. Нахмурив брови, напрягшись и сильно побледнев, она повернула голову в сторону комнаты, откуда несколько минут назад донеслись взрывы смеха. Теперь там царило молчание, нарушаемое приглушенными шумами. Северине показалось, что под эти шумы начинает подстраиваться биение ее сердца. Она пристально посмотрела на госпожу Анаис, и в глазах ее отразилась такая животная тоска, что у той, возможно, на какое-то мгновение возникло смутное ощущение той плотской драмы, которая разыгрывалась изо дня в день не без ее участия. На ее доброжелательных губах появилось что-то похожее на смущение. Она тоже повернулась в сторону комнаты, которой она добросовестно торговала, потом ее глаза опять встретились с глазами Северины. Женщины обменялись одним из тех понимающих взглядов, о которых всегда впоследствии сожалеют, потому что они выдают слишком глубоко спрятанную истину, которую жизнь не хочет знать. Взгляд этот был боязливой сексуальной жалобой.
– Ну полно, полно, – сказала наконец госпожа Анаис, тряхнув белокурыми локонами, – вы мне портите темперамент. Я же вам только что сказала, что это общество создавали не мы с вами.
Они услышали немного хрипловатый, но жизнерадостный голос:
– Хозяйка, хозяйка, вы нам нужны.
– Наверняка Шарлотте захотелось пить, – сказала госпожа Анаис.
Она вышла с ободряющей улыбкой на устах.
Как только Северина осталась в комнате одна, все тело ее напряглось, а в голове лихорадочно заметались мысли. Бежать… бежать… Нет, сейчас она убежит… Она больше ни минуты не может оставаться здесь… Ей никак не удавалось увязать свое присутствие в этом месте с чем-нибудь реальным, возможным. Она забыла про кочегара с баржи, про Пьера, про госпожу Анаис. Она не знала, какая цепь событий привела ее сюда, и эта тайна наполняла ее безумным желанием свободы. Однако Северина не шелохнулась.
Из комнаты голос мужчины с упреком произнес:
– Новенькая, а вы ее еще не привели. Нехорошо. Затем вошла госпожа Анаис, взяла Северину за руку и увлекла за собой.
– А вот и Дневная Красавица! – воскликнула молодая женщина с черными как смоль волосами.
Северина оказалась в той самой комнате, которую утром ей уже показывала госпожа Анаис. Теперь она ее не узнала, хотя вместе с тем и не обнаружила в ней ничего такого, что делало бы ее похожей на ненасытное, похотливое логово разврата, какой она представлялась ей еще минуту назад. В меру помятая постель, висящий на спинке стула жилет, аккуратно поставленные рядышком ботинки – все свидетельствовало о том, что распутство здесь ограничено рамками буржуазной упорядоченности. Да и мужчина в кресле, который, блаженно смеясь, ласкал, словно из чувства долга, груди крупной молодой брюнетки, тоже не соответствовал представлению Северины о завсегдатаях подобных обителей почти мистической, как ей казалось, извращенности. Мужчина был без пиджака. Широкие подтяжки повторяли округлость его игривого брюшка. На жирной и слабой шее сидела лысеющая голова с добродушным и самодовольным лицом.
– Привет, моя красивая, – сказал он, помахав слишком маленькими ступнями в ярких носках, – выпей-ка с нами и с нашей старой подругой Анаис бокал шампанского. Разумеется, после того завтрака, который я слопал, водочка пошла бы лучше, но Матильда (он указал на довольно щуплую женщину, которая, сидя на кровати, заканчивала одеваться) хочет шампанского. Она хорошо поработала, а я человек не черствый.
Господин Адольф проводил взглядом госпожу Анаис, которая пошла за вином. Ее крепкая, хорошо сложенная фигура вызвала у него вздох сожаления.
– Тебе что, хочется еще? – спросила Шарлотта, которую продолжал ласкать коммивояжер.
– Ах, клянусь, хоть вы меня и утомили, но ради нее я бы забыл про усталость.
Матильда ласково заметила:
– Забудь об этом, это нехорошо. Госпожа Анаис слишком приличная. Займись-ка лучше новенькой. А то видишь, она даже не решается сесть.
– Дневная Красавица, миленькая, – сказала госпожа Анаис, возвратившаяся с бутылкой и бокалами, – помогите мне немного с приборами.
– А у нее и в самом деле вид юной девушки, – заметила Шарлотта, – только это скорее какой-то английский тип, из-за костюма, наверное, правда же?
Она подошла к Северине и очень приветливо сказала ей на ухо:
– Знаешь, надо носить платья, которые снимаются как рубашки. С этим ты будешь терять уйму времени.
Коммивояжер услышал последнюю фразу.
– Нет, нет, – закричал он, – малышка права. Этот костюм здорово ей идет. Подойди-ка покажись поближе.
Он притянул Северину к себе и прошептал возле ее шеи:
– Тебя, наверное, раздевать – одно удовольствие. Но тут вмешалась госпожа Анаис, обеспокоенная выражением, внезапно появившимся на лице Северины:
– Дети мои, шампанское станет теплым. За доброе здоровье господина Адольфа!
– Такое и у меня мнение, я его разделяю, – сказал тот.
Северина слегка заколебалась, когда тепловатый и слишком сладкий напиток коснулся ее губ. Она вдруг мысленно увидела молодую женщину с обнаженными плечами, саму себя, сидящую возле красивого, нежного мужчины по имени Пьер, и эта женщина выбирает самое сухое вино, и даже самое холодное вино всегда кажется ей недостаточно холодным. Но сейчас Северина чувствовала себя обреченной делать то, что от нее ожидают, и допила свой бокал. Бутылка быстро опустела, за ней – еще одна. Шарлотта долгим поцелуем поцеловала Матильду в губы. Госпожа Анаис без конца заливалась своим добропорядочным смехом. Шутки господина Адольфа претендовали на эффект остроумной непристойности. Молчала одна лишь Северина, которая никак не могла опьянеть. Неожиданно господин Адольф схватил ее за талию и посадил к себе на жирные ляжки. Она увидела совсем рядом с собой его влажные глаза, услышала, как его голос размягченно прошептал:
– Дневная Красавица, теперь твой черед. Мы будем вместе счастливы.
И снова выражение лица Северины стало таким, каким ему не следовало бы быть в доме на улице Вирен, и снова госпожа Анаис предотвратила вспышку гнева, который женщине по прозвищу Дневная Красавица никак не подобал. Она отвела Адольфа в сторону и сказала ему:
– Я сейчас уведу на минуту Дневную Красавицу, но только не будь с ней слишком резким, а то она совсем новенькая.
– У тебя?
– Не только у меня, но и вообще. Она никогда не работала в домах.
– Значит, я буду первый? Ну спасибо, Анаис. Северина вновь оказалась в комнате со шкафом и столиком для рукоделий.
– Ну что, мой маленький, думаю, вы довольны, – проговорила госпожа Анаис. – Не успели войти, как вас уже выбрали. И потом – мужчина щедрый, воспитанный. Не волнуйтесь, господин Адольф не слишком требовательный. Просто будьте покладистой и пусть он сам занимается вами – ему больше ничего и не надо. Туалетная комната налево, но входите одетой; вот так, как есть. Он приметил вас благодаря вашему английскому костюму. И будьте немного поулыбчивей. Нужно, чтобы они всегда думали, что женщине хочется так же, как и им.
Северина, казалось, не слышала ее. Втянув голову в плечи, она дышала с трудом. Этот прерывистый шум был теперь у нее единственным проявлением жизни. Госпожа Анаис мягким, но решительным жестом подтолкнула ее к двери.
– Нет, – сказала вдруг Северина, – нет, это бесполезно. Я не пойду.