Вскоре Северина даже перестала замечать, что ведет двойную жизнь. Ей казалось, что жизнь эта была предопределена уже задолго до ее рождения.
Последняя особенность этой привычки заключалась в том, что физически она снова стала женой Пьера. У нее уже не было ощущения, что она отдает мужу недостойную плоть, так как чувствовала, что, проходя путь от улицы Вирен до своего дома, она вся обновляется, вплоть до составляющих своего тела. В его объятиях она вела себя, как и прежде, по-матерински, поскольку, не признаваясь себе в этом, опасалась, как бы каким-нибудь слишком страстным или слишком слабым движением не обнаружить перед ним недозволенного знания Дневной Красавицы.
VII
В первые мгновения, увидев Марселя, Северина едва обратила на него внимание. Он пришел вместе с Ипполитом, и, вполне естественно, вначале молодую женщину заинтересовал этот последний. Еще до того, как она вошла в комнату, где находился Ипполит, ее заинтриговала атмосфера тревоги, воцарившаяся в доме с его приходом.
— Будьте понежнее с Ипполитом, — посоветовала госпожа Анаис девушкам, не глядя ни одной из них в глаза.
— Можете быть спокойны, — занервничала Шарлотта. — А я-то думала, что от него уже избавились.
Госпожа Анаис пожала плечами и вздохнула:
— Это человек с причудами. Может быть, мы никогда больше его не увидим, а может, он останется здесь на всю неделю. Словом, будьте с ним любезны, и вы не пожалеете.
В коридоре Северина поинтересовалась:
— Кто он?
— Никто не знает, — прошептала Матильда.
— Богатый?
— Скажешь тоже! — воскликнула Шарлотта. — Он никогда не платит.
— Так в чем же дело?
— Все за него улаживает госпожа Анаис. Мы сначала думали, что он был ее любовником, оказалось, что нет. Полагаю, он хаживал к ней когда-то и с тех пор она у него в руках. Хорошо еще, что он бывает нечасто. Два визита за полтора года. Иначе ноги бы моей здесь не было.
— И моей тоже, — сказала Матильда.
Они подошли к двери большой комнаты и остановились в нерешительности. Северина продолжала расспросы:
— Он пылкий? Грубый?
— Этого не скажешь, верно ведь, Матильда? Скорее спокойный и даже не злой. Трудно объяснить почему, но он нагоняет страх.
Северине понадобилось несколько секунд, чтобы разделить мнение подруг. Ипполит оказался верзилой, он был гораздо плотнее, шире в плечах и выше других мужчин. Ничего специфически жестокого в его лице вроде бы и не было: жирное, толстое, оно просто выглядело необычно широким. А может быть, причина крылась в сильном контрасте между величественной, почти мертвенной неподвижностью и дикой животной сущностью, которая окрашивала его губы в темно-красный цвет, заклинивала его челюсти, похожие на капкан для хищных зверей, и превращала его кулаки в две булавы из костей и мяса? Или в особой манере скручивать и заклеивать языком сигарету? Или, наконец, в крошечном золотом колечке, которое он носил в правом ухе? Ответить на эти вопросы Северине было бы столь же трудно, как и Шарлотте, но в жилы ее медленно проникал страх. Как зачарованная смотрела она и не могла оторвать взгляда от этого загорелого, огромного, идолоподобного мужчины.
Хотя взгляд его был устремлен куда-то в ему одному известную точку, явно находящуюся за пределами комнаты, Ипполит заметил замешательство и страх трех женщин. Не соблаговолив что-либо сказать по этому поводу, он только лениво произнес с оттенком глубочайшего пренебрежения:
— Как поживаете, детки?
После чего замолчал. Было заметно, что он не очень любит разговаривать и что молчание — непереносимая стоячая вода для большинства людей — вовсе не смущает его. Зато у Шарлотты появилась потребность нарушить его.
— А вы, господин Ипполит? — спросила она с наигранной веселостью. — Вы ведь не показывались у нас уже несколько месяцев.
В ответ он не проронил ни слова, только глубоко затянулся сигаретой.
— Разденьтесь, а то тут жарко, — предложила Матильда, которой тоже было не по себе от долгого молчания Ипполита.