— У местных жителей, — задумчиво ответил Иван Михайлович, — чёрными называются заросшие пески, пески, покрытые растительностью. А вот почему Каракумы — почти голые пески — именно так называются, я не знаю.
ТАШ–РАБАТ — КАМЕННЫЙ ГОРОД
Оказалось, что ехать в Таш–Рабат мы можем только на знакомой уже бензовозке, так как предназначенная для нас машина все ещё не приведена в порядок. Иван Михайлович предложил переждать в штабе самые жаркие дневные часы и выехать в Таш–Рабат под вечер. Мы нехотя согласились.
— Эх, — мечтательно сказал Леонов, — в баньке бы попариться после такой дороги! Да уж теперь надолго придется об этом забыть.
— Да нет, что вы! — Отозвался Иван Михайлович. — Можно и в баньке.
Мы с недоумением переглянулись.
— Извольте, — сказал, вставая, Иван Михайлович.
Мы, продолжая с недоверием переглядываться, пошли за ним. Но действительно, в большой землянке находилась баня. В ней была даже парильня с полоком. Вода сама подогревалась солнцем в железных бочках наверху и через шланги шла в баню. Только в парильне раскаливал камни угольный мангал. Это было похоже на чудо: в безводной пустыне Каракумов — баня!
— Да откуда же вы воду берете? — С недоумением спросил Леонов.
— Здесь рядом, — ответил Иван Михайлович, — из верблюжьих колодцев. Пить её человеку невозможно — такая она солёная, до сорока градусов жёсткости, — а мыться можно. Особенно если подмешать к воде золу.
После того как мы с наслаждением помылись, наступило время ехать. Снова сели мы на бензовозку. С нами, на площадке у цистерны, пристроился и Иван Михайлович. Мы тронулись. Но только все изменилось по сравнению с поездкой до штаба. Несмотря на то, что солнце стояло уже низко, была нестерпимая жара. Жаром несло не столько от солнца, сколько от песка. Ветер совсем утих. Моя гимнастёрка потемнела от пота и тут же высохла и стала противно жёсткой. Машина шла медленно, тяжело переваливаясь с холма на холм, буксуя и рыча. Из–за частых и высоких барханов и грядовых песков почти ничего вокруг не было видно. Впрочем, и смотреть–то было не на что. Приходилось изо всех сил цепляться за железные поручни бепзовозки.
— Иван Михайлович! — Прокричал я. — Почему так изменился профиль дороги?
— А здесь вообще нет дороги, — ответил Иван Михайлович. — С этой стороны шоссе проведено только до штаба.
Ах, вот оно что! А я и не заметил, что до штаба мы ехали по шоссе.
Вдруг я увидел нечто весьма странное. На крутой бархан резво вкатилось автомобильное колесо и, подпрыгивая, понеслось вниз. Откуда здесь — в девственной и дикой пустыне — колесо? Почему и куда оно катится, недоумевал я. Впрочем, тут же нашёлся ответ: машина наша накренилась и, тяжело проскрипев по песку, встала. Шофер молча выскочил и помчался вслед за колесом. Иван Михайлович, соскочив на песок, пробормотал:
— Да. Тут и шпильки, как ножом, срезает. Пока Иван Михайлович с шофером возились над колесом, а мы им помогали, солнце спустилось ещё ниже. После нескольких часов тяжёлой езды перед нами внезапно открылась необычайная, невиданная картина. Перед огромным черно–коричневым холмом металось, вспыхивало, сверкало море красного и золотистого пламени. Огненные волны избирались до середины холма, опадали, растекаясь, широко и плавно уходя вдаль.
— Иван Михайлович, что это? — Спросил я, не отрывая взгляда от невиданного зрелища.
— Такыр, а за ним Таш–Рабат, — ответил Иван Михайлович.
Как ни соблазнительно было узнать, что такое «такыр», и посмотреть на него вблизи, мы, несмотря на жару и изрядную встряску, полученную за время путешествия, быстро вскарабкались на вершину холма Таш–Рабат. Пока Леонов и Кремнев, предводительствуемые Иваном Михайловичем, направлялись к большой яме в центре холма, я, по уже сложившейся привычке, обошёл плато холма по периметру.
Плато имело приблизительно форму квадрата размером 210 на 216 метров. Значит, общая площадь его более четырёх с половиной гектаров. По всем четырём сторонам квадрата то в одном, то в другом месте из–под песчаного слоя виднелись большие скопления глины, видимо, остатки оплывшего сырцового кирпича или блоков. На плато находилось много засыпанных песком небольших холмиков — вероятно, остатки жилищ или каких–либо других зданий. В разных местах виднелись довольно значительные перекопы — отсюда, видно, издавна брали кирпич. По всему плато встречались полузасыпанные песком крепкие, хорошо обожжённые кирпичи, обломки глиняной посуды — светло–жёлтой и разноцветной, с красочной коричневой, жёлтой, зелёной, чёрной и серой поливой. Закончив осмотр, я присоединился к моим товарищам, которые все ещё находились у ямы в центре плато, и доложил Кремневу как начальнику экспедиции о результатах осмотра. Выслушав меня, Кремнев сказал: