15 Іюля. Рано нынче разбудилъ меня Докторъ, и благодаря этому случаю, я написалъ въ утро довольно много — все передѣлывалъ старое — описаніе солдатъ. — Вечеромъ тоже пописалъ немного и читалъ Verschwörung von Viesko. Я начинаю понимать драму вообще. Хотя въ этомъ я иду совершенно противуположнымъ путемъ большинству, я доволенъ этимъ какъ21 средствомъ, дающимъ мнѣ новое поэтическое наслажденіе. Послѣ чая зашелъ ко мнѣ Шубинъ, Тишкевичъ и Вержбицкій, который много интереснаго мнѣ прекрасно разсказывалъ про дѣло подъ Слободзеей. Я очень недоволенъ собой, первое за то, что срывалъ цѣлый день прыщи, которыми у меня покрыто лицо и тѣло и носъ, что начинаетъ мучить меня, и второе, за глупое бѣшенство, которое вдругъ напало на меня за обѣдомъ на Алешку. (2) ————————————————
16 Іюля. Съ 10 часовъ до 2 писалъ пристально и окончилъ описаніе солдатъ; за то дальше идетъ туго. Былъ вечеромъ у меня Д. Горчаковъ, и дружба, которую онъ показалъ мнѣ, произвела это славное замираніе сердца, которое производитъ во мнѣ истинное чувство и котораго я давно не испытывалъ. Потомъ заѣхалъ Бартоломей, и я вѣрно обидѣлъ его немного тѣмъ, что сказалъ, что у него дурной выговоръ. Пора мнѣ перестать водиться съ молодежью, хотя я никогда и не водился съ ней хорошенько, какъ другіе; но дѣло въ томъ, что теперь мнѣ легче и пріятнѣе быть съ стариками, чѣмъ съ очень молодыми людьми. Здоровье такъ сякъ. Забылъ записать что-то хорошее или важное — не помню. Упрекаю себя нынче только за Бартоломея. ——————
18 Іюля. Обѣдъ мой не удался: ни Горчаковъ, ни Докторъ не могли быть. Одинъ Бартоломей ѣлъ моего поросенка и восхищался Шиллеромъ. — До обѣда читалъ, послѣ обѣда читалъ и — странная вещь — заснулъ до 8 часовъ, такъ что цѣлый день ничего не сдѣлалъ. — Новережскій привезъ мнѣ 45 р., изъ кот[орыхъ] я намѣренъ дать 40 доктору, а на остальные, призанявши еще у Горчакова, ѣхать въ Бузео и тамъ ожидать Штаба и выздоровленія. — Много нынче заслужилъ я упрековъ. 1) За глупую фантазію и, главное, — неисполненную фантазію покупать лошадь у Николаева, и 2) за цѣлый день безъ дѣла. (2)
[20 июля. Маро-Домняско.] 19, 20 Іюля. Вчера утро читалъ и сбирал[ся] къ отъѣзду. Вечеромъ выѣхалъ самымъ безалабернымъ и нерѣшительнымъ образомъ съ Малышевымъ въ Мара-Домняска, гдѣ и пробылъ нынѣшній день. За эти оба дня упрекаю себя 1) за нерѣшительность при выѣздѣ, 2) за раздражительность вчера утромъ съ Алешкой и 3) немножко за лѣнь вчера. — (3)
[21 июля. Синешти.] 21 Іюля. Рано утромъ меня разбудили и повезли въ Синешти. Вообще недоволенъ я сегодничнымъ днемъ. — Почему-то — не отъ лѣни, а за занятіями ѣдой и палаткой, не было какъ-тο время. — Я ровно ничего не дѣлалъ, даже не читалъ. — Стою и завелъ артель съ немножко не порядочными людьми и, признаюсь, иногда жалѣю, что не въ той артели. Однако, кромѣ того, что это дастъ мнѣ время заниматься, я доволенъ и тѣмъ, что веду себя хорошо — не отталкиваю и не схожусь слишкомъ близко. Глупый старикъ опять разсердилъ меня своей манерой не кланяться. Надо будетъ дать ему шикнотку. Вчера забылъ записать удовольствіе, которое мнѣ доставилъ Шиллеръ своимъ Рудольфомъ Габсбургскимъ и нѣкоторыми мѣлкими философскими стихотвореніями. Прелестна простота, картинность и правдоподобная тихая поэзія въ первомъ. Во второмъ-же поразила меня, записалась въ душѣ, какъ говоритъ Бартоломей, мысль, что, чтобы сдѣлать что нибудь великое, нужно всѣ силы души устремить на одну точку. —
Упреки 1) за невоздержность и нерѣшительность въ томъ, что я ѣлъ сыръ, и 2) праздность цѣлаго дня, особенно ежели я хоть немного не поработаю теперь. (2)