После того князь Горчаков и я приглашены были в кабинет государя, так же как и великие князья, для прочтения новых телеграмм из Берлина и Лондона по поводу переговоров о выступлении британского флота из Мраморного моря. Государь спросил у канцлера мнение его о том, не следует ли теперь же начать мобилизацию наших войск по поводу созыва в Англии резервов. Вместо серьезного обсуждения столь важного вопроса князь Горчаков ответил в двух словах, что ничего не имеет против мобилизации, как будто вопрос вовсе до него и не касается; а государь, столь же легко обратившись ко мне, сказал: «Так надобно исполнить». Само собой разумеется, что такое внезапное, сказанное на лету заключение нельзя принять за положительное и, конечно, я возобновлю вопрос завтра или при первом удобном случае.
Из дворца мы все отправились в Государственный совет, где после общего собрания было заседание Особого присутствия по делам о воинской повинности. Обсуждали предположение Морского министерства об учреждении крейсерства посредством частных судов под видом «морского ополчения» [и тут выказалось удивительное легкомыслие]. Великий князь Константин Николаевич намеревался уже опубликовать составленное положение в таком виде, как будто правительство уже решило приступить к снаряжению крейсеров. Мне удалось, однако же, приостановить неосторожную меру, объяснив, что гласное снаряжение крейсеров в то самое время, когда мы ведем переговоры в Берлине, было бы противоречием и неуместным вызовом Англии на войну. Решено было дать публикации несколько иную форму.
По возвращении домой я немедленно пригласил к себе статс-секретаря Философова (главного военного прокурора), объяснил ему дело, обсуждавшееся сегодня в Совете министров, и поручил съездить к графу Палену для личных с ним объяснений. Философов совершенно разделяет мой взгляд на вопрос. Он застал графа Палена с его товарищем, сенатором Фришем. Объяснение с ними возымело результатом то, что они оба согласились с правильностью наших доводов и отказались от своего предположения о передаче в военные суда дел, которые затрудняют судебное ведомство. Сенатор Фриш взялся приготовить в короткое время предположение на тех именно основаниях, которые указывались и в Совете министров, – именно в том смысле, чтобы означенные дела подлежали суду в Особом присутствии судебных палат без участия присяжных.
4 апреля. Вторник. После моего доклада было обычное совещание с канцлером; но довольно короткое, так как государь торопился к молебствию в Малую дворцовую церковь. Я также остался к молебствию, после которого был завтрак, а затем совещание по азиатским делам. Участвовали, кроме великих князей (в числе их и Михаил Николаевич), генерал-адъютант Крыжановский, граф Игнатьев, Гирс и я.
Из дворца я отправился в Комитет министров, а потом председательствовал в Комитете по делам польским. Тут мы объяснились с графом Паленом, Валуевым и Мезенцовым и пришли к соглашению относительно задачи, возложенной на нас государем во вчерашнем совещании: положено отказаться от предположения графа Палена о передаче в военные суды дел по преступлениям против должностных лиц и вместо того производить этого рода дела в судебных палатах без участия присяжных.
5 апреля. Среда. В 11 часов утра назначено совещание у государя; кроме великих князей, князя Горчакова и меня приглашены генерал Тотлебен, граф Игнатьев, князь Дондуков-Корсаков и князь Имеретинский. Долго обсуждали вопрос о возможности занятия Босфора. Приехавший только вчера вечером из Сан-Стефано генерал-лейтенант Анненков был призван в заседание для личного доклада о настоящем положении дел в армии. Анненков смотрит на вещи в менее черном цвете, чем князь Имеретинский; однако же и по его словам, занятие Босфора с каждым днем делается всё более затруднительным и даже рискованным.
Приняв эту исходную точку, мы перешли к обсуждению вопроса об условиях, на которых могли бы согласиться на предложения, сделанные Англией через посредство Бисмарка. Я старался по-прежнему объяснить, что, отказываясь от занятия Босфора и соглашаясь отвести нашу армию до Адрианополя, мы должны придать сколь можно большую цену этой уступке нашей и выторговать себе возможные выгоды. Но прежде всего мы должны сговориться с Портой и обязать ее: 1) не выдвигать войск далее ныне занимаемых позиций, 2) не укреплять их и 3) очистить крепости Шумлу, Варну и Батум. В самом ответе Лондонского кабинета упоминается о предварительном нашем соглашении с Портой.
Но канцлер никак не мог понять и это простое дело; он, по обыкновению, разгорячился, спорил долго, повторяя всё одно и то же, и, наконец, подсунул мне свой портфель и бумагу, чтобы я сам проектировал ответную телеграмму на английские предложения. Все присутствовавшие переглядывались между собой, не скрывая удивления; те, кто видел нашего канцлера в первый раз в таком совещании, были поражены его старческим слабоумием.