19 февраля. Поездка в Шомо. Природа насквозь промокла. У всех лица красные, словно кровь бросилась им в голову. Ходят греться то к одному, то к другому соседу.
Когда Филипп берет листок бумаги, у него трясутся пальцы. Мне хотелось говорить с ним тихо, а приходится кричать, потому что он глохнет. Со стороны кажется, будто я сержусь.
Так холодно, что даже не слышно дурного запаха. Из печной трубы веет морозом, так что борода Филиппа покрывается корочкой льда.
Только неукротимый лук-порей, растущий в садике, никогда не мерзнет.
Единственно, где не замерзает вода - это в колодце.
Дерево, которое одной ногой уже стоит в могиле.
Тополь раскачивается на ветру, как огромная жердь.
Сорока - ворона в полутрауре.
Непонятно, как бы они могли прокормить своих детей, если бы им на помощь не приходила смерть.
Конечно, всем этим неплохо полакомиться, когда заходишь поглядеть на них от поезда до поезда. Они близки к природе, так же близки к земле, как их скот. Они живут безгласной жизнью порея, и только дивишься, как это они не замерзают.
28 февраля. Я люблю музыку, всякую музыку, и самую простую, и самую сложную, такую, которая милостиво разрешает нам думать о постороннем. Она напоминает мне, как раскачиваются голые тополя у нас в деревне, и речку, над которой по прихоти нетребовательного ветра движутся взад и вперед камыши, будто смычки в оркестре... Только с меньшим шумом.
Обычно считается, что прозаик далек от музыки: это неверно. Что останется от него без музыки?..
4 марта. Сколько актеров кажутся нам натуральными только потому, что у них нет ни на грош таланта. 18 марта. Театр. Автор говорит критику:
- Лучше бы вы писали хорошие пьесы!
- И вы тоже, - отвечает критик.
22 марта. Театр. Мало того что они требуют от вас только комплиментов, они еще хотят, чтобы вы говорили только то, что действительно думаете.
Театр будет, возможно, обновлен лишь ничего не смыслящими в театре людьми.
25 марта. Неужели вы думаете, что низменная душа могла бы быть бессмертной?
28 марта. Старик. Слуга помогает ему надеть пальто. Какой-то звук срывается с губ старичка.
- Мосье плохо? - спрашивает слуга.
- Нет! Я пою, - отвечает старик.
* Бог! Еще один тип, верящий в свое бессмертие. 8 апреля. Женщина. Деликатно жует коренными зубами, как лошадь, засунувшая морду в торбу с овсом.
* Понедельник. Люди просыпаются. Первый день недели всегда отчасти похож на день рождения.
10 апреля. Не доверять принципам, приносящим много денег.
16 апреля. Рабле весел: он не остроумен.
1 мая. Люблю банальные цветы и изысканные комплименты.
23 мая. Молодой человек, лишенный таланта, - это старик.
1 июня. - Вот, - говорил Гюго. - Я выйду меж двух станов. Я подставлю грудь под пули. Меня убьют, и осада кончится.
- Для вас, - сказал Шолль.
13 июня. Прогуливаясь по саду, я опускаю глаза, чтобы не спугнуть птичку, которая вьет гнездо.
25 июня. Мы пришли в сей мир, чтобы посмеяться. В чистилище или в аду нам это уже не удастся.
А в раю хохотать неудобно.
* Бабочки: ветер делает их из лепестков розы.
* Они христиане, ибо считают, что их религия извиняет все.
26 июня. Смерть - нормальное состояние. Мы слишком много значения придаем жизни.
10 июля. Никто не страдает от того, что он глупее соседа.
12 июля. Что я называю чудом? Если птичка подлетит ко мне и скажет мне несколько слов.
11 июля. Куда труднее быть в течение недели порядочным человеком, чем героем в течение пятнадцати минут.
19 июля. Мигрень. Это как раз то, что Иисус Христос называл терновым венцом.
* Я сорвал яблоко с дикой яблони и опустил одно су в щелку коры.
20 июля. Маленькие скромные птички, которые никому не показываются, перелетают невидимо для нас с куста на куст и, должно быть, даже не имеют названия.
* Рожь, где куропатки проложили себе узкие улочки. ...Две огромные коровы, все в грязи. Непонятно, как
из этой груды навоза может получиться белоснежный сыр? Рыжую зовут Гризетта. К цепи, надетой ей на шею, привязана палка, которая волочится по земле и не позволяет ей убежать. Это, возможно, весьма почетно, но неудобно.
23 июля. Все мы какой-нибудь стороной да не удались.
* Они наблюдают за муравьями на протяжении целых трех томов, и они же удивляются, что я наблюдаю так пристально наших крестьян.
* Гусь, который плавает с благородным видом.
25 июля. Я ищу жизни только в самой жизни. Она дает мне прекрасное, но строго его дозирует.
29 июля. - Молния, - заявляет Раготта, - может убить цыпленка в яйце.
- Может, если попадет в яйцо.
* Гроза. Все кончено. Молния нас не заметила.
30 июля. Какой-то дурацкий закат солнца: нечто вроде колеса, завязнувшего в варенье.
3 августа. Видя аппетиты буржуа, чувствую себя способным обходиться самой малостью.
4 августа. Кошка спит под виноградной лозой. Наверху гнездо малиновки и трое птенчиков; если они будут суетиться, то непременно упадут на землю.
Кошка ждет.
5 августа. Старуха взяла себе за привычку приходить посидеть на лавочке. Вот и еще один персонаж, который разляжется во всю длину в моих книгах.
7 августа. Мне приходится давать вещам определенный срок, чтобы они могли разместиться в моей памяти, как произведения искусства на устойчивой консоли.
10 августа. Прогулка. Заглянул в поле, где мой крестный трудился на винограднике. Мой овес! Мой картофель!
- Какой ты богач! - говорит мне Маринетта.
И вот две куропатки бегом пересекают мои владения!
Родимый край именно это: время от времени минута умиления, но только минута.
* Самая старая после Онорины.
Хлеб она получала из общины, и каждый из ее детей давал ей по пять франков в месяц.
После нее осталась дюжина новых рубашек, фартуки, сорок юбок, холщовых, хлопчатобумажных и шерстяных. Большинство из них ненадеванные. А провизии! Кофе, сахар.