- Нет, я за вами не пойду! Не выйду из дома. И, пожалуйста, не говорите ничего, все равно не поможет. Я не боюсь показаться смешным. Идите, я не боюсь честно объясниться с вами. Речь идет не о морали, не о доброте, не о верности. Если бы моя жена ничего не узнала, тогда - будь что будет. Но она обязательно узнает. Она просто не может не узнать, потому что ей скажут...
- Кто же?
- Да я! Я! Сразу же скажу ей. Напишу, как только выйду из ваших объятий. Пошлю ей телеграмму и сообщу, что я ей изменил... Возможно, я не скажу, что изменил с вами. Вот единственное, что я скрою. Она ужасно огорчится; возможно, она даже умрет с горя. До свидания, мадам!
- До свидания, прощайте!
Она уходит, улыбаясь.
Все это должно быть просто, правдиво, без всяких драматических излишеств. Должно чувствоваться, что удалось избежать большого страдания.
* Я дуюсь на Париж. Просидел четыре дня дома, чтобы его не видеть.
15 ноября. Чтобы оправиться от трехдневной работы, мне требуется промечтать три месяца.
* Военный министр подал в отставку: война отменяется.
* Талант: видеть правду глазами поэта.
16 ноября. Елисейские поля, Булонский лес. Роскошь и скука текут во всю ширину улицы. Можно пройти под Триумфальной аркой - от этого выше не станешь. Наглость отеля Дюфейель: кажется, достаточно нажать кнопку, и этажи по твоему желанию будут подниматься и опускаться - они готовы встретить гостя у самых дверей. И все эти скверные рожи. И все эти лица без выражения. И автомобили такие большие, что кажутся пустыми. Какие отменные шлюхи!
Следовало бы расставить здесь - посредине, справа и слева - несколько тысяч жертв голода в России с котелками, полными пороха. Я не любопытен, но хотелось бы увидеть, как все это взлетит на воздух.
19 ноября. Гостям подавали обильный завтрак, после чего хозяин начинал читать свои произведения, на все засыпали от сытости.
* Бывают дни, когда мне начинает казаться, что я первый увидел жизнь.
20 ноября. Из всех состояний своей души предпочитаю снег.
21 ноября. Часы, когда внимание подобно ослу, которого тащат за поводок, а он ни с места.
* Творение должно рождаться и расти подобно дереву. В воздухе нет правил, невидимых линий, по которым будут точно располагаться ветви: дерево выходит из семени, где оно заложено все целиком, и развивается вольно на вольном воздухе. Это садовник набрасывает планы, пути развития и губит дерево.
* Флюгер замирает, как будто он способен погружаться в размышления.
* Хриплый лай пилы.
24 ноября. Лежа в постели, я изливаю свою скорбь. Для художника нет выхода в этом литературном мире, где все достается ворам. То, что создает художник, не может его прокормить... Я жалуюсь, а Маринетта садится ко мне на постель и время от времени повторяет:
- Вставай, милый.
28 ноября. "Женитьба Фигаро": чистейший шедевр, легкий, как воздух всех времен.
29 ноября. Книга, которая растет разом во все стороны. Сегодня она дерево. Вчера она была самим заходящим солнцем. Завтра будет животным, людьми.
1 декабря. Общество писателей. Ришпен, истинный полубог, даже кудри вьются. Мишель Карре, получивший бессмертье благодаря поэтическому дару Ришпена. Марсель Прево, покровитель юных дев. Капюс, чьи поры сочатся ложью. Бесконечно милый Тристан Бернар. Эрвье - старый академик.
О, этот усталый, лицемерный и вульгарный мирок!
Единственно, что искренне, - это желание поговорить. Иначе все эти непроизнесенные речи превратились бы в желчь.
3 декабря. О, кротчайшая греза, ты извинение моей лени.
О, легкие, как бабочки мысли, летите, спешите прочь. Если я вас поймаю, если я приколю вас кончиком пера к листу бумаги, вам будет слишком больно.
* Даже в Париже я обнаруживаю деревню. От проезжающей мимо повозки сотрясается дом, и всякий раз что-то начинает в стене петь, как сверчок.
5 декабря. О Тристане Бернаре.
"Уважаемые коллеги по перу.
В конце нашего последнего собрания мой учитель и друг господин Жан Ришпен бросил мне: "А вы, Ренар, ничего не сказали!" Не знаю, заключался ли в этих словах упрек или похвала.
Действительно, в тот раз я не взял слова. Все слова уже взяли другие, и львиную их долю, говорю это не в осуждение, - Анри Бернштейн, чьи залпики вы, надеюсь, не забыли. Я ничего не сказал, но я дал понять, что намерен голосовать против раскольников, в числе коих находится мой лучший друг Тристан Бернар. Свое обещание я выполняю сегодня. Все эти две недели я спрашивал себя, совершу ли я акт мужества или проявлю трусость, учитывая дружбу, связывающую меня с Тристаном. Я не пришел ни к какому определенному выводу. Моя совесть ничего мне не подсказывает. Бывают минуты, когда совесть чадит.
Но вот что я утверждаю, в чем я уверен - так это в том, что я голосую, проникшись интересами нашего цеха, духом защиты, поскольку я являюсь частью драматического монолита, то есть нашего Общества, которому я приношу самую искреннюю благодарность. Таким образом, я из личных интересов и эгоизма голосую за Общество и против Тристана Бернара. Вы, крупные драматурги, вы даже представить себе не можете, чем обязан вашему Обществу такой писатель, как я, такой мало угрожающий вам деятель. Я подсчитал, что до сего дня мои книги принесли мне ровно столько, чтобы оплатить керосин для лампы, и что самый короткий акт пьесы приносит столько... сколько требуется, чтобы прожить год, а то и два и иметь возможность писать новую книгу.
Когда я думаю, что, возможно, даже сегодня вечером мой "Рыжик" благодаря безупречному механизму нашего Общества принесет мне - принесет обязательно, ибо он малый послушный, хотя я для этого ничего не сделал, даже не знал, - принесет со сцены какого-нибудь провинциального театришка три, а не то и четыре франка, то есть столько, сколько зарабатывает в день скромный рабочий, - я готов плакать от умиления в кругу моей умиляющейся семьи.
Если Бернар пожелает напасть на наше Общество, ему придется переступить через мой труп, но я не боюсь - он не такой уж прыткий. Я проголосую за изгнание, даже за смерть Тристана.
Но давайте условимся. По поводу раскольника часто говорят о честности. Я тоже хотел говорить с Тристаном, как честный человек. Мы много говорили, правда, с неравной степенью тонкости. Может быть, потому, что я был не уверен в себе? Или, быть может, потому, что Тристан обладает особой способностью запутывать моральные проблемы? Его честность кажется мне неуязвимой. Вряд ли можно надеяться, что мы убьем ее бюллетенем для голосования..."