Это люди, признающие здешнюю жизнь приготовлением, испытанием для другой жизни, или испорченной жизнью, падением, грехом, как это понимают церковные люди. — Всё тут хорошо. «И равнодушная природа красою вечною сиять», но назначение человека не здесь, а там, в au delà.13
3) Миросозерцание то, по ко[торому] люди, видя эту неустанную работу, не нужную для них, не дающую им счастья, признают эту жизнь всю злом и считают самым разумным и желательным для себя делом освобождение от нее, уничтожение своей всякой жизни (пессимизм, буддизм).
4) То, при кот[ором] человек, увидав себя в середине этой творящейся со всех сторон работы, понимает, что если все и всё работает, то и он должен принимать в ней участие и найти себе свое место для работы. И стоит человеку понять это, как тотчас же ему станет ясно, что и как ему надо делать. И начав это делать, он достигает и того, чего искали первые, т. е. наибольшего личного счастья, и то, что счастье это не там, au delà, как думают это вторые, а здесь, в исполнении предназначенного дела. И увидит, что жизнь не есть зло, как это думают третьи, а благо не только личное, т. е. ограниченное пространством и временем, как то, к[оторого] ищут, а благо бесконечное и вечное. И это благо он будет чувствовать больше или меньше, смотря по тому, что он будет делать хозяйское неохотно, как раб, или охотно, как участник дела хозяина. —
9) Миллионы народов жили тысячи лет и питались не мясом и отдыхали периодически в 7-й день. И вот наука по первому вопросу нашла, что питаться растительной пищей без мяса нельзя, а по второму, сделав ряд опытов (посадив человека в клетку и заставив его вертеть камень), пришли к заключению, что отдых на 7-й день необходим. Если бы у них не было награбленных денег, на кот[орые] они покупают себе мясо, а они сами должны бы были работать, они давно бы пришли к несомненному правильному решению первого вопроса и без опытов в клетке узнали бы, как нужно отдыхать 7-й день.
Вот он настоящий метод и несомненный, к[оторый] должен заменить ложный метод так назыв[аемой] науки.
10) Женщины, как евреи, платят за то рабство, в кот[ором] их держали, порабощением мужчин. И поделом. Но не надо поддаваться и надо уничтожить в себе эту слабость, на кот[орой] они ловят нас. Так что это полезно.
11) Искусство, говорят, не терпит посредственности. Оно еще не терпит сознательности. Я певец, напомадился, надел фрак и галстуки и буду, стоя на эстраде, петь вам. И я весь похолодел, и мне противно. А кормилица с нянькой идут по саду и тихим голосом одна напевает, другая вторит народную песню. Кроме того, громко петь хорошо страшно трудно.
20 Июля 93 г., если буду жив, у Самари[на].
Нынче 16 Августа 1893. Ясн. Поляна. Почти месяц. И очень много пережил. Во 1-х, кончил дело голодающих. Во 2-х, были Чер[тков], Поша. Кончил и отослал статью «Неделание» и по-франц[узски] и по-русски, и в 3-х, главное, появилась за границей выписка из этой книги об Орлов[ском] деле, и началась суета, и воздействия, и ложные понимания, и клевета. Вчера Соня и Кузм[инские] читали и указали мне на неточности: 1) то, что вешают в деревне, 2) что всегда секут, 3) обиды Зиновьеву. (Зиновьев прочел в Штокгольме и очень обижен, огорчен, озлоблен.) Нынче послали телеграммы, прося приостановить печатание всеми переводчиками. Кажется, поздно. Нынче ночью проснулся и стал мучительно думать. Так же мучительно думал и с вечера. И всё хуже, хуже и был на границе нервного расстройства. Стал молиться, всю молитву. И в особенности сознание своей зависимости, исключающей все другие зависимости, от Бога. То, что не моя пусть будет воля, а Твоя. (И ошибки мои, допущение их, как я ни раскаиваюсь в них — Твоя воля.) Не то, чего я хочу, но чего Ты хочешь, и не так, как я хочу, а как Ты хочешь. И это сознание удивительно успокоило меня и ночью и сейчас, когда пишу это. Я тоскую об этой неприятности. А она-то именно нужна для того, чтобы обратить меня к Пославшему меня, чтобы вызвать сознание одной, высшей зависимости от него, уничтожающей все другие. Гонения, мученичество не сделали бы этого со мной: они возгордили бы меня. А это унижает меня, показывает мне мою ошибку, мою неправду. А это-то и надо мне. Другое утешает и успокаивает меня, это — вступление в молитву: да святит[ся] имя Твое. Имя Тв[ое] есть любовь. Пребывающий в любви, пребывает в Боге и Б[ог] в нем и т. д. Если кто видит брата своего в нужде (я прибавлю и в заблуждении) и закрывает от него сердце свое, то как пребывает в том любовь Божия? Не оставить братьев в нужде — надо обличить угнетателей, не оставить людей в заблуждении — надо обличить их. Но тут-то и нарушается любовь. Обличить, любя. А я умею — только шипя злобой, как животное. Господи, помоги мне, не переставая, сознавать себя в воле Твоей и творить ее.