Ведение дневников было семейным увлечением Сомовых: помимо нашего художника, записи вели его родители и сестра[197]. Очевидно, в это занятие вкладывался дидактический смысл: наблюдение за прежними движениями души и совершенными поступками указывало автору направление самосовершенствования. Известно, что Сомов вел дневник приблизительно с двенадцати лет; отдельные тетради предназначались для впечатлений от театральных постановок и художественных выставок. Ранние ежедневные заметки до нас не дошли: они были уничтожены автором, что позволяют утверждать отдельные записи с датами, много более ранними, нежели основной массив содержащихся в этих тетрадях записей[198]. Начиная с 9 января 1914 г. и вплоть до конца 1934-го дневники художника не имеют сколь-либо серьезных пропусков; сохранился и дневник 1937–1939 г. — впрочем, к теме лакун мы еще вернемся.
Покидая Петроград в конце 1923-го, Сомов оставил старые записи дома — возможно, он боялся их конфискации советскими таможенниками. По утверждению А. Е. Михайловой, после смерти художника, во время Второй Мировой войны, тетради сохранились благодаря ее дяде Д. С. Михайлову, который поместил их вместе с некоторыми вещами, принадлежавшими его семье, в надежное хранилище на территории Технологического института. После окончания войны дневники находились у его брата, Е. С. Михайлова; в конце 1960-х они были переданы им в отдел рукописей Русского музея. Перед этим племянник художника попытался уничтожить наиболее откровенные пассажи дневника — в основном политические высказывания, интимные сцены и наиболее резкие оценки современников[199]. Он вымарывал текст чернилами, стирал ластиком, вырезал фрагменты и даже целые листы. По мнению А. Е. Михайловой, ее отец полагал, что, если эти сведения станут кому-либо известны, их источник рано или поздно привлечет известного свойства внимание — совершенно лишнее в свете многочисленных арестов Михайлова в молодости.
Фрагмент страницы дневника К. А. Сомова за январь 1918 г. Часть текста уничтожена племянником художника Е. С. Михайловым. Фотокопия рукописи дневника. Частное собрание
Что касается дневников периода эмиграции, то после отъезда из России Сомов попросту завел новый блокнот, а об оставшемся в Ленинграде, очевидно, не беспокоился. Судьба новых дневников волновала его существенно больше. Еще в 1930 г. художник выражал желание, чтобы после его смерти дневники были помещены Лукьяновым в какой-либо архив с возможностью опубликования полвека спустя; до истечения этого срока право доступа к ним имели бы только сам Лукьянов и А. А. Михайлова[200]. Как известно, Лукьянов умер раньше Сомова и новым распорядителем был назначен М. В. Брайкевич; в случае, если смерть помешала бы ему исполнить свой долг, ответственность за судьбу дневников перешла бы к младшему Брайкевичу — Михаилу Михайловичу. Согласно новому завещанию, пакет с дневниками надлежало вскрыть не ранее чем по прошествии 60 лет со дня смерти их автора[201].
Следует отдать должное предусмотрительности Сомова: 6 мая 1939 г. художник внезапно скончался на руках М. В. Брайкевича, который как раз оказался в Париже, а после похорон на кладбище Сен-Женевьев де Буа увез дневники домой, в Лондон. Он ненадолго пережил обожаемого им мастера — Михаил Васильевич умер 12 февраля 1940-го. Вскоре после этого началась воздушная Битва за Британию. В дом Брайкевичей попала немецкая авиабомба. Здание и все находившиеся в нем вещи были полностью уничтожены — за исключением ящика письменного стола, в котором лежали сомовские дневники. После окончания Второй Мировой войны М. М. Брайкевич и его родные попытались передать дневники Сомова в одно из британских научных учреждений, однако ни одно из них не согласилось принять тетради на условиях долговременного запрета доступа к нему исследователей. В этой связи еще в середине 1960-х Брайкевичи считали своим долгом хранить дневники в семье, не вскрывая пакет с ними до 1999 г.[202] Однако через несколько лет их позиция изменилась под воздействием переписки с Е. С. Михайловым: последний убедил передать ему тетради с тем, чтобы они впоследствии были объединены в Русском музее с ранними записями[203]. Вскоре задуманное было осуществлено: летом 1970 г. Ксения Михайловна Брайкевич-Кларк передала сомовские дневники во время своей туристической поездки по Советскому Союзу[204].
197
Часть этих несколько разнородных материалов находится в фонде 133 ОР ГРМ, часть — в частных архивах.
198
Исключение составляют и заметки из отдельных заграничных путешествий 1890– 1900-х: см. ОР ГРМ. Ф. 133. Ед. хр. 87, 88.
201
Фрагмент завещания Сомова Б. М. Снежковский цитирует в своем письме к М. М. Брайкевичу от 17 декабря 1945 г. Копия этого письма, сделанная рукой С. А. Брайкевич (вдовы М. В. Брайкевича), находится частном архиве.
203
Это следует из письма С. А. Брайкевич к Е. С. Михайлову от 21 мая 1970 г. Частный архив.