Совет единогласно постановил:
1) Признать проектируемую с целью открыть с Марсова поля вид на фасад музея прямолинейную просеку недопустимой. Просека совершенно исказит парк в самой основе и в центральной части и разрушит всю планировку разбитого Менеласом парка по плану Росси.
2) Недопустимо соединение мостом, устраиваемым на Марсовом поле, парка с парком музея, так как это нарушит цельность характера Марсова поля, участка музея и Летнего сада. Связывание в один цельный ансамбль столь различных по стилю парков, как новый, партерный, разбиваемый на Марсовом поле, и старый парк музея с ярко выраженным характером эпохи, признать недопустимым.
3) На очереди более существенные задачи — прочистка мелких деревьев, кустарников по направлению от центра паркового фасада по оси английской площадки у самого берега Мойки. Эта прочистка может быть осуществлена для восстановления парка Росси.
4) Для окончательного решения вопроса следует создать комиссию в составе Курбатова, Миллера, Романова, Тройницкого, Фомина.
5) Просить Фомина, поскольку у него есть рабочие, провести очистку и упорядочение парка.
6) Просить Курбатова содействовать музею в поддержании в порядке новых посадок.
Выслушав это, Фомин заявил, что обо всем этом и предстоящих работах он доложит Каплуну. Вопреки его, Фомина, указанию, решено по краям Марсова поля посадить липы, что соответствует партерному характеру поля. Поневоле возник вопрос, целесообразно было ли прорубать просеку, если посадки на Марсовом поле закроют фасад Михайловского дворца.
Постановили: прочистку парка осмотреть на месте в пределах основной мысли, планируя срубить ряд мелких деревьев счетом восемь и два зонтичных дерева пересадить, мелкую поросль возле тополей срубить. Наблюдение за работами возложить на архитектора музея М.А.Критского. Поскольку Фомин располагает рабочими, то просить его очистить аллеи, место вокруг пруда, отремонтировать старый мостик и очистить почву от мусора.
И.Фомин еще раз обратился в Русский музей. Он заявил, что в саду Михайловского сада находится гранитный пьедестал для памятника императору Александру III, который теперь оказался ненужным, на него претендует скульптор Блох и просит представить его для создаваемого им памятника согласно декрету о монументах. Совет не возражает и рекомендовал обратиться в те учреждения, которые ведают подобными памятниками, но выразил опасение, чтобы вывозка пьедестала произошла без повреждения посадок в Михайловском саду.
Еще одно полупрощальное заседание Совета Русского музея. Известный в Петербурге антиквар Бартоломео Ксаверьевич Чекато преподнес в дар Русскому музею десять листов академических рисунков эпохи Лосенко-Угрюмова, Кипренского и рисунок «Ассамблея при Петре Великом», приписываемый Хлебникову.
После вручения экспонатов было зачитано следующее письмо Б.К.Чекато: «Проживши сорок лет среди русских художников и деятелей искусства, от них получивший художественное развитие, материальное благосостояние, а главное, видя их душевное ко мне отношение, я чувствую, что должен отблагодарить их, предлагая Совету музея в дар портрет во весь рост жены профессора Басина работы Карла Брюллова, думая исполнить долг благодарной России и ее деятелям искусства за то добро, которое от них получил.
Преклоняясь перед ушедшими в вечность художниками, поминая их добрым словом, прошу Вас быть выразителями глубокого уважения и восхищения всеми могучими творцами русского искусства. Думаю в ближайшем будущем расстаться с Россией и милыми русскими художниками, я никогда не забуду их ко мне доброго отношения и постараюсь по возможности всегда и везде быть им полезным».
Совет Русского музея выразил Бартоломео Ксаверьевичу Чекато особую признательность. Не у одного меня екнуло сердце при мысли, что мы больше никогда не увидим такого отзывчивого… на российской земле. И опять на душе — словно присутствую при погребении близкого и заботливого друга художников. Так в тиши незаметно рассеивались, исчезали лучшие деятели художественной культуры. На смену им шли грубые, самоуверенные властители от дьявола социализма.