По этому поводу Добычина рассказала о том, как Д.И.Верещагин и сам Тройницкий пробовали освободить Незванова и другого инженера, (кажется?) Хорвата, арестованных в Москве (а на Н.Добычина рассчитывала, что он достанет разрешения на выезд за границу), и для этого обратились к самому Ленину. Тот потребовал к себе дело, изучил его и произнес: «Да, дело пустяшное, но зацепка для ЧК!» Тогда В. заметил Ильичу: «Из этого я заключаю, что вы в столкновении с ЧК бессильны», на что Ленин должен был в косвенной форме согласиться.
Рассказывала и о Менжинском, что он сказал про «представителей общественности», призванных в Комитет голодающих: «Да это единственные, которые оставались еще не расстрелянные», в другой какой-то беседе он высказал уверенность, что коммунизм не утвердится, пока останется хоть один его противник. Напротив, знаменитый Бухарин, говорят, не только теперь уже и против «поправления», но и требует гораздо более решительных шагов в этом направлении. Общий же тон о московских властях (и против этого Фрадкин не спорил!), что они совершенно растерянные и сами отлично понимают, что дни их безнадежно сочтены. Весь сейчас вопрос в том, чтобы как можно менее болезненно сойти со сцены и уйти в подполье. Относительно дела Миши Фрадкин высказал менее оптимизма, но согласился с тем, что здесь пахнет доносом.
Назавтра Добычина проектирует ряд ходов — через комгорхоз, через исполком и еще через кого-то. Я всему этому придаю мало значения. Ужасно то, что в квартире Леонтия происходит самый подробный обыск, и это всегда ведет к пропаже массы ценных вещей, во всяком случае, к разорению гнезда. Мария Александровна Никитина и часть детей Кати Грибановой ютятся в комнате для прислуги. Как они питаются — совершенно не известно. Одна маленькая, но неприятная деталь: как раз Кися должна была продать один очень дорогой мех М.А., но в последнюю минуту М.А. не пожелала сделать какую-то уступку, и мех был возвращен накануне ареста. Теперь он, наверное, пропал, а между тем на вырученные деньги они бы могли прожить много дней.
Утром я неожиданно для себя совершил прелестную прогулку. Встал для того, чтобы после долгого времени пойти в церковь, и отправился в церковь Св. Станислава, столь знакомую и родную с самых детских лет. Мессы не дождался, но присутствовал, когда священник раздавал причастие и как он, спустя четверть часа, облачившись в простую зеленую ризу, окропил присутствующих и прошел с ними по церкви в предшествии креста под старинный напев. Церковь все та же и довольно тесная, лишь живопись сводчатых потолков от сырости облупилась. На прежнем месте копия со «Снятия с креста» Рубенса, но красивую царицу-святую и грозного Симона в митре я что-то не видел. Народу мало, и все демократические элементы отсутствуют.
Оттуда пошел по Торговой, до нового казенного дома. Это здание мне памятно потому, что, едучи мимо него в автомашине (после посещения К.Сомова) с Е.П.Олив, мы подверглись обстрелу мальчишек, бросавших в нас камни. Это было весной 1916 года. Я вышел к Калинкиному мосту (столь чудесно спасенному стараниями моего отца), а там оказалось недалеко до любимой цели наших прогулок вместе, в счастливые дни расцвета нашего романа с Акицей (впрочем, когда дни нашего романа не были счастливыми и цветущими?) в 1891-м, в 1893 годах — до Лоцманского острова. Вид самого моря (была зыбь) под ровным уже горизонтом, несмотря на утренний час (было 8) и на западную сторону неба, — произвел на меня очень глубокое впечатление. Так ощутилась радость путешествия, свободы. А ведь как раз, может быть, это последний день, что я пользуюсь той относительной свободой, которая дана советскому крепостному.
Долгое время я, выйдя на морской конец острова, глядел перед собой на тот вид, который зарисовал тридцать лет назад пастелью и акварелью. Затерянный домик (род дачи) все на том же месте, но он окружен теперь забором, сараями, влево от него, прямо на набережной, стоят для починки, вероятно, много лет назад вытащенные из воды два небольших парохода. Справа из-за чахлых деревьев садика виднеются труба и часть верхней палубы большого чужеземного парохода, на котором идет непрестанное и равномерное, как заведенные часы, движение выгрузки. Из канала, начинающегося слева, вдруг выехала зеленая, аппетитно лакированная лодка с четырьмя товарищами и плавно, «точно по маслу», проложила себе путь к Фонтанке.