Несмотря на нелестные для сомовского окружения характеристики, нет никаких сомнений в том, что внешне художник был предельно корректен по отношению ко всем своим знакомым без исключения. С. В. Каминский, имя которого не раз встречается на страницах этого дневника, описывал Сомова так: «Он казался человеком “заграничного типа”: несколько замкнутый, всегда подтянутый и даже манерный. В то же время он был чрезвычайно русским — с его чувством природы, с его любовью к музыке и пению. Что мне особенно нравилось в нем — его прямота, искренность и независимость суждений. Он иногда резко судил о людях, но всегда справедливо и беспристрастно, без мелких чувств зависти и обиды. Другая привлекательная черта его — скромность. Он никогда никому не давал чувствовать, что он “мэтр”, знаменитость, большой художник. Он ни с кем не говорил свысока, это совершенно не вязалось с его милым, симпатичным обликом. Но когда кто-либо обходился с ним по-хамски — будь то человек сильный и знаменитый, — Костенька всегда давал ему должный отпор»[19].
В 1923–1925 году Сомов писал не только портреты. Он нарисовал семь костюмов для балерины Т. П. Карсавиной и ее партнера по выступлениям П. Н. Владимирова (1924). Таким образом художник поучаствовал в еще одном важном предприятии русских изгнанников. Прежде Сомов мало работал для театра: он в 1909 году сделал А. П. Павловой эскиз костюма Коломбины в «Арлекинаде», а в 1913-м — эскиз занавеса для Свободного театра в Москве; еще несколько афиш, программок и тому подобное не стоит здесь принимать в расчет.
Новые костюмы предназначались для танцев под музыку XVIII века — И. С. Баха и В. А. Моцарта. В этих работах Сомова чувствуется знание эпохи и глубокое понимание танца. Линии костюмов подчеркнуто пластичны. В рисунках нет ни капли условности, которой отмечены театральные эскизы многих художников. Это завершенные листы, самостоятельные работы, не производящие впечатления исключительно прикладных. Рисунки тканей детально проработаны; подробно, тонко передана их фактура. Лица персонажей и их позы приведены художником в соответствие с его понимаем танцев, для которых предназначались костюмы: согласно дневнику, Сомов давал Карсавиной советы музыкального характера[20]. Условные персонажи эскизов едва ли не более жизненны, чем герои вышеупомянутых сомовских портретов.
Работая над костюмами, Сомов дошел до известного предела в использовании стилизации. Как часто бывало, он начал работу с подбора источников: «Купил <…> открытки — материал для костюмов»[21]. Сталкиваясь с любого рода сложностями, художник шел в музей, благо в это время он несколько месяцев жил в Париже, прежде чем переселиться туда окончательно: «[В Carnavalet.] Набросал в музее костюмы дамы и кавалера с оригин[альных] платьев!»[22]. В другой раз у Сомова никак не получалось нарисовать удовлетворяющий его костюм ангела, и он отправился в Лувр: «В Лувре пошел снач[ала] в galerie des 7 maîtres[23] и набросал там ангелов в альбомчик. Потом осмотрел боковые кабинеты с маленьк[ими] картинами. Потом Poussin’ов и XVIII век. Кое-что из античн[ой] скульптуры». Вскоре костюм ангела был завершен[24].
Конечно, здесь перечислены не все произведения Сомова с конца 1923 года по 1925 год. Но следует также иметь в виду, что характер занятости на Выставке русских художников и условия жизни в Америке не позволяли ему сконцентрироваться на собственном творчестве, воплотить какой-нибудь особенный замысел.
Хотя на этой выставке были представлены (и хорошо приняты нью-йоркскими критиками[25]) произведения Сомова, внутренние противоречия между организаторами, интриги со стороны большевиков, шумная и не всегда последовательная реакция американской прессы сделали для Сомова выставку очень досаждающим, неспокойным занятием.
В комментариях разъяснены, насколько возможно, главные интриги, связанные с Выставкой русских художников в США, однако эта совершенно неисследованная тема слишком обширна для примечаний: ей будет посвящена отдельная монография.
Во время революции и Гражданской войны над Сомовым тяготело множество обстоятельств, которые определяли его каждодневное существование. В Нью-Йорке, а затем в Париже художник попытался устроить свою жизнь по собственному вкусу — в том числе интимную.
Едва Сомов успел очутиться в Лондоне (проездом в Нью-Йорк), он отправился в бордель для гомосексуалов. В Нью-Йорке важным его занятием было хождение по общественным туалетам в поисках эротических приключений. По-видимому, некоторые из них были опасными: в итоге Сомов стал жертвой вымогателей[26]. Теперь благодаря дневнику известно: художник покинул Америку не в последнюю очередь из-за боязни новой попытки шантажа[27].
19
21
Запись от 4 августа 1924 г. Подробнее о стилизации в искусстве Сомова см.:
23
Галерею семи мастеров (
25
См. например: