В некотором смысле для Дриё сам Мальро в 30-е годы является таким героем - это "денди, эстет, мистик", который относится к революции, "как бунту против мира", а не бунту за какой-то определенный лучший мир. В образе анархиста-революционера Гарина Мальро и дает литературный тип "нового героя", для которого важно отбросить в прошлое никчемное настоящее, сражаясь на любой стороне - левой или правой, коммунистической или фашистской. "Этот герой, - замечает в своей статье Дриё, - не сам Мальро, это мифологическое представление его "я". Более возвышенный и более конкретный, чем он сам".46 Мальро, подобно Дриё, ищет возвышенного, которое могло бы преодолеть плоскость буржуазного существования. Как и у Дриё, этот поиск Мальро не может пройти мимо современных полей сражений - оба писателя являются создателями двух различных, хотя и взаи
45 Grover F. J. Six entretiens avec Andre Malraux sur les ecrivains de son temps. Paris: Gallimard, 1973. P. 28.
46 Drieu La Rochelle P. Sur les ecrivains. P. 287.
модополняющих концепций войны.47 Война для Дриё - не столько средство для достижения каких-то внеположных целей, сколько состояние души, своего рода наваждение, которое изнутри не дает ему покоя, толкает к смерти. Как замечает один из персонажей "Комедии Шарльруа" (1934), одного из наиболее значимых военных произведений Дриё, "...если смерть не находится в самом сердце жизни наподобие твердой косточки, что же такое эта жизнь - что это за дряблый и негодный плод?"48 Но это наваждение, находя выход вовне в той или иной боевой ситуации, сразу же запирает персонажа Дриё внутри войны: пространство его военной прозы всегда предельно замкнуто, ограничено; речь идет не об эпических баталиях, а о мелких схватках, которые проходят чаще всего в душах солдат в какой-нибудь траншее или воронке. Именно в такой ситуации и обнаруживается, что персонаж Дриё никогда не достигает высоты искомого героического идеала.
Здесь необходимо одно принципиальное уточнение: в уже цитировавшемся предисловии к "Жилю" Дриё замечал, что в его творчестве неоднократно речь идет о некоем Жиле, другими словами, речь идет о некоем типе персонажа, который отличает прозу Дриё. Персонаж этот может носить имя Жиля или не иметь его, может воевать в окопах или завоевывать женские сердца, важно, что он является носителем определенной авторской концепции, которая в различных обстоятельствах поворачивается различными сторонами. В основе этой концепции лежит знаменитая картина Антуана Ватто "Жиль", в образе которого писатель видел лучшее выражение народного французского характера: "Вплоть до 1750 г. человек еще субстанциален, крепок, интимно связан с самим собой, исполнен глубокой радости. Мне он кажется таким, каким нарисовал его Ватто. "Жиль" - важнейшая веха для того, кто любит жизнь и
47 Yana P. Malraux - Drieu La Rochelle. Deux pensees de la guerre // Magazine litteraire. 1996. N 347. P. 32-34. Там же см. литературу вопроса.
48 Drieu La Rochelle P. Comedie de Charleroi. Paris: Gallimard, 1934. P. 317. Существует русский перевод этой книги, правда, название несколько изменено: Дриё ла Рошель П. Комедия войны / Пер. с франц. В. Финка. Предисловие Ф. Шипулинского. М.: Гослитиздат, 1936.
следит за ее превращениями с судорожным волнением. Удачная связка между грациозной силой, пышной строгостью фигур Реймского собора и субтильностью, раздраженной нервной измотанностью человеческих фигур, нарисованных в конце XIX века, людей эпохи импрессионизма и символизма, последних и наиболее ярких романтиков. (Впрочем, импрессионисты почти не рисуют человека: конец портрета - какой мрачный знак.) А в "Жиле" - какая сила и какое здоровье! Какая уверенность в том, что он прочно стоит на ногах, какая строгая стройность, какое спокойствие в уравновешенности, какая легкость расцвета! В нем есть даже что-то от благородного сословия; это идет не от бесконечного высокомерия, не от полной надежды Реймса, а от широкодушного довольства, довольной щедрости, мудрости, которая не несет никаих ограничений. Ни единого следа скупости! ...Хороший едок, хороший питок, хороший любовник, хороший друг, хороший солдат". В своей культурологической концепции Дриё, представленной в наиболее полном виде в литературно-критических статьях, собранных в посмертно изданной книге "О писателях", и "Дневнике" Дриё обстоятельно прослеживает вырождение схваченного в портрете Ватто образа в искусстве романтиков, импрессионистов, символистов, авангарда. Привлекая этот человеческий тип в собственное творчество, он стремится не столько к тому, чтобы, грезя о "Золотом веке" Франции, его возродить, сколько к тому, чтобы поверить современную Францию былым величием Жиля. Вот почему его Жиль не есть выражение какого-то чаемого господства или тем более вариации на темы "сверхчеловека" и "белокурой бестии". Жиль Дриё - человек конченный и знающий о своей конченноеT, человек глубоко больной и стремящийся казаться отменно здоровым, человек, постоянно сознающий свое умирание и пытающийся бежать от него, бросаясь в самые абсурдные политические авантюры или нелепые любовные приключения. Словом, это не человек героических высот, а обычная посредственность, правда, порой оказывающаяся незаурядным пройдохой.