Ну, рассказать ли мне что-нибудь про Леню Брежнева? Или вот про Байбакова[321]: заседала комиссия (экономическая) по борьбе с алкоголизмом. Было создано несколько комиссий, одна из них — экономическая, и в ней заседал Г. Саркисянц (он и рассказывал). Так вот, посреди разговоров слово взял Байбаков, предварительно выставив на стол бутылку водки, какого-то особого изготовления. И принялся — старик был, не в тон уже говорил! — хвалить ее: и голова не болит, и пить приятно... Ну и пошла бутылка по рукам: рассматривают, что за чудо... А закончилось заседание, хватились, а бутылка-то и исчезла... Как же, голова не болит... Не пропадать же добру. Тот же Байбаков на каком-то заседании неожиданно и долго расхваливал «магнитную воду».
Или поговорим на тему, как Джуна лечила Райкина, а потом — прочих. И даже самого...
Или про то, как подавляли волнения в Орджоникидзе: прислали полк, экипированный по всем правилам: со щитами и дубинками. И двинулся полк на тысячную толпу, разбившись на несколько колонн по одному... И врезался в толпу, рассек- ее и обрушил дубинки на тех, кто оказался между теми движущимися колоннами по одному... А командовал генерал Малахов, и донесся до него вскрик возмущенный какого-то недалекого милицейского капитана, и приказал генерал раздраженно: дайте-ка ему как следует, и дали...
Почти анекдот: в ЦК пришла жалоба из Еревана. Человек обижается, долго ждал, а дали квартиру в Афганистане (так называют район Еревана, неудобный и плохо устроенный). В Москве прочли и положили резолюцию: дать квартиру на территории Армянской ССР.
Оказывается, десантная дивизия МВД высадилась в Армении и Азербайджане — 6000 человек (из Пскова).
27.3.88.
Сталин вызвал Митина и Юдина. Те были тогда в Институте красной про-
фессуры (аспирантура?). И сказал им, что думает назначить их академиками. Юдин засомневался: справится ли? Они вышли от него: Митин — академиком, Юдин — член-корром.
Минц[322]кому-то рассказывал, как был направлен для переговоров или еще зачем-то в штаб Махно. Был он молод, худ, неказист. Его привели в штаб к Махно и, видя его невзрачность, предложили тут же с ним и покончить. Махно их остановил и налил Минцу кружку самогона. «Пей».
Тот выпил. Еще налил. «Пей». Выпил и вторую. «Ну как, — спрашивает Махно, — можешь разговаривать?» А тот вполне членораздельно отвечает: «Могу». Махно удивился: «Что ж, поговорим».
Н. Б., работая в «Вопросах философии» вместе с Митиным (редактор журнала), однажды ехал с ним в Ростов-на-Дону. Зашли в вагон-ресторан, и Н. Б. робко предлагает: «Может, выпьем по рюмочке (или стопочке)?» Тот отвечает: «Нет, товарищ Биккенин, это было бы ошибкой», — и Н. Б. обомлел. «Это было бы с нашей стороны ошибкой. Надо взять бутылочку».
Якобы при допросе Василия Сталина, когда следователь упомянул об ответственности его отца за убийство Кирова, Вас. Сталин сказал, что об участии отца в этом убийстве ничего не знает, но помнит, как однажды отец на даче метнул бутылку коньяка в голову Ежова с криком: «Ты, гад, и Кирова мне не уберег!»
А. Н.[323]отрицательно отозвался о статье Н. Андреевой в «Сов. России». Н. Б. считает, что Валя Чикин[324]просчитался и не удержится. «Правде» поручено выступить против публикации в «Сов. России». Посмотрим, что будет.
28.3.88.
Рассказывал, как сидели на даче — писали Алиеву доклад о трудовых коллективах. Он прочел, понравилось, сделал замечания, пообещал угостить коньяком. И действительно, прислал две бутылки азербайджанского коньяка «Наири» и несколько бутылок вина.
Если сказать: этот человек прекрасно информирован, то это равнозначно тому, что определить его принадлежность к госбезопасности. Наш Анат. Алекс. знает бездну всяких фактов: как штурмовали захваченные самолеты, подробности ареста секты скопцов.
Читая «Лит. Россию»:
Они в этих заседаниях — секретариатах, советах, комиссиях, юбилеях — как рыба в воде (Алексин и проч.).
Так и переплывают: из протоки в протоку, из озера в озеро, и так без конца.
Феликс Кузнецов сидел (прежде) в президиумах, как в теплой ванне, — откинувшись и развалясь.
«Красное копыто» (штамп цековский на бумагах). <...>
Никогда я так не ощущал многоэтажности, многослойности жизни, как в эти дни. Отвлеченность живет за счет конкретности. Плавание в разных водах.
У Флоренского вычитал прекрасные слова по поводу отвлеченностей и отвлеченных обобщений. Только один путь: через конкретное к всеобщему, т. е. не покидая конкретного.
Это в тон тому, что я думал.
Флоренский — из «Вопросов истории, естествознания и техники», 1988, № 1. Сегодня мне сняли ксерокопию: там Вернадский и в связи с ним — Флоренский.
Хочется писать, но поздним вечером нет собранности. Как у меня бывает, настроение сменяется, как волна волной, живу как на волнах.
Я чувствую, что писать — слишком серьезно, и надо касаться всего самого серьезного и главного, и в этом одном — уже что-то пугающее.
29.3.88.
Огорчаюсь так, что не могу читать: не переключаюсь никак на «Живаго»[325]и Антиповых, а у них уже пошла своя семейная жизнь, дети, и мелькают годы. Читаю отстраненно, занят своим... И вырваться хочу отсюда, вырваться, все одно: их аппаратный слог и склад ума мне не освоить, они мне чужие, и, комбинируя с текстом, разумеется, они предпочитают свое (аппаратная солидарность), а не мое, хотя в отличие от их идей мои идеи резче, новее и обращены опять-таки не к аппаратной и казенной логике восприятия, а к людям широкой мысли и культуры.
Поехали с Н. Б. в Академию общественных наук к 16 часам: должен был выступать Яковлев. Оказалось, что не приедет, перенесли на 18 часов, но очень неуверенно. Когда вернулись, Н. Б. позвонил помощнику Яковлева, тот сказал, что идет беседа с Океттой у М. С.[326]. Таким образом, послушать не удалось и почувствовать реакцию слушателей — тоже.
Рассказывают, что вчера после торжественного заседания, посвященного Горькому, Горбачев, разговаривая с теми, кто был в президиуме, сказал, что статья Андреевой в «Сов. России» плохая. (Так как Лигачев эту статью на совещании редакторов (только-только Горбачев и Яковлев уехали, один — в Югославию, другой — в Монголию) хвалил и некоторые областные газеты ее перепечатали, то это не просто суждение, а некий выбор, сделанный главой партии.)
Записал все это, но «температуру» души не сбил: та же горечь и острое чувство напрасности: что я тут делаю? Зачем? Время — думать и писать, — как всегда, в одиночку, время — сосредоточиться, отойти от старых приемов письма и переналадить мысль: то, за что ратовал, многое осуществилось, становится общим местом; нужно продолжение, нужно другое направление...
Это надо уметь: надо поджаться, меньше чувствовать, потушить воображение, не давать воли мысли.
Надо сидеть себе, как в танке. И катить. И чтобы все отскакивало и отлетало. И тебе все нипочем.
Можешь ты это?
Я не могу жить собою. Я пытаюсь, меня вынуждают, чего-то от меня хотят, и я стараюсь, пробую.
Это все от бездомья. Дома можно успокоиться, прийти в себя. Какое было счастье, — хотел написать: непонятое, потом подумал: неправда, понятое, почувствованное! — когда я сидел за столом в своей комнате... Чудеса, чудеса, счастье!
Прочел же ты у Флоренского: необратимость времени — вот доказательство его существования. Время проходит сквозь нас, проносится, струится, и сердце болит, чувствуя именно это бесконечное движение.
А наверное, это точно: из тех лет, объем души, мысли, чувства.
321
Байбаков Н. К. с 1965 по 1985 год был председателем Госплана, зам. Председателя Совета Министров СССР.
322
Минц И. И. (1896 — 1991) — историк российского революционного движения, академик АН СССР (1946).
325
Роман Б. Л. Пастернака «Доктор Живаго» был прочитан Дедковым в 60-х годах. В 1988 году «Новый мир» публикует «Доктора Живаго» в первых четырех номерах. Вероятно, Дедков перечитывал роман по этой журнальной публикации.
326
Окетта Акиле — в ту пору председатель Демократической партии левых сил Италии; М. С. — здесь и далее — Горбачев М. С., Генеральный секретарь ЦК КПСС, Президент СССР.