Ближе к луне — 1938.
Текучие слова — 1938.
Единственный способ завоевать мир — это сделать его прозрачным, спускаясь на Землю лишь для Секса — 1939.
Смерть матери — 1939.
Книга моей метаморфозы; книга Майя — 1939.
Дом смерти и бегства — 1940.
Интермеццо: книга апогея — 1941.
Рождение печатного станка — 1941.
В поисках утраченных игр — 1942.
Прозрачное дитя — 1946.
Вчера вечером прогулялась в Гринвич Вилледж[29] в компании Джима. Мы остановились в Риенци, на Макдугал стрит. Это итальянское кафе-кондитерская — самая совершенная имитация парижского кафе, которую только можно найти в Нью-Йорке. Мы встретили Тамбимутту, индусского поэта, который руководил журналом «Поэтри» в Лондоне. Но от других индусских поэтов его отличает ярко выраженное пристрастие к западным горячительным напиткам. Его белый костюм был грязен, а темно-синий фрак покрыт пятнами. Чернокожие музыканты там прогуливаются в ярко-красной рубахе, берете и с библейской бородой. Женщины в шляпках колоколом, надвинутых на лицо, накрашенные в бледных тонах, но с ярко подведенными глазами, как эмансипированные девицы 20-х годов. Нью-йоркский климат, с его изнуряющей тропической жарой и последующим пронизывающим полярным холодом, определенно действует на нервы.
Я познакомилась с маленькой девочкой, которую назвали Джуна в честь моих романов.
Прочла «Тенсинг с Эвереста», автобиографию Тенсинга о восхождении на Эверест. Однажды вечером все обсуждали, в чем смысл предприятий такого рода. Чтобы доставить себе удовольствие? Совсем не в этом, а в том, чтобы придать смелости другим. Можно задаваться вопросом о ее цели или приложении, но нельзя ставить под сомнение пример смелости и выдержки. Я прочла книгу как метафору. Мне показалось, что все мы пытаемся взойти на Эверест. Все мы рискуем быть ранены, упасть в пропасть, отморозить руки и ноги, получить ожоги и ослепнуть от снега.
Я влюбилась в «Солнце» Липпольда в Метрополитэн[30]. Я хожу туда, чтобы искупаться в сиянии его золотых нитей. В конце концов, наше старое светило являет лишь плоский и круглый диск, а щупальца этого так полны жизни, что кажется, будто они проникают глубоко в вас и наполняют светом. Когда я угнетена, оно рассеивает черные мысли. Я чувствую себя как мистик, к которому пришло озарение. Это один из самых совершенных символов того, что художник может сотворить с понятием, которое уже существует в природе. Порой он может превзойти природу в его интерпретации. Настоящее солнце дает нам тепло и жизнь; солнце Липпольда — внутреннее озарение, которое напоминает нам о том, что мы изголодались по свету.
Картина неудачно расположена. На стенах вокруг нее висят старинные ковры. Ей бы находиться в темном зале, чтобы подчеркнуть его мощные вибрации. Кажется, что золотые нити и в самом деле трепещут в воздухе. То, что создает художник, может сиять в мире, раздираемом войной. Красота в небе художника может вынести всю жестокость и ужас братоубийства.
В тот же день был концерт Рави Шанкара[31]. Исполнение было таким прекрасным, утонченным, сложным, невероятным, полностью импровизированным — ничего подобного я раньше не слышала. Пьянящая дуэль между табла[32] и ситаром[33]: они как будто пытались одержать друг над другом вверх в поединке, но им это не удавалось, и они находили в этом такое же удовольствие, что и джазовые музыканты в своих подвигах. Вся Y.M.H.A. была заполнена индусами. Я повстречала множество старых друзей. Сантха Рама Рау, индийская писательница, и ее муж Фобион Бауэрс, который в очень изысканной манере пишет о танце. После концерта мы говорили о новых электронных машинах, которые используются издателями вместо критиков. В них вводятся статистические данные, и они вычисляют, будет ли писатель иметь успех, или нет. Не думаю, что это хуже неразумных мнений и человеческих предрассудков, которые существуют сегодня. Но поскольку машины ломаются, мы попытались представить машину-психоаналитика, которая анализировала бы машины, страдающие неврозами. «Представьте себе, — говорю я, — машину, разлегшуюся на диване и заявляющую электронному психоаналитику: «Прошлой ночью мне приснился кошмар: я стала превращаться в человека!»»
От музыканта, который играл на ситаре, исходил такой сильный запах сандалового дерева, что под конец все мы пропитались этим ароматом, хотя даже руки ему не пожали, ведь обычай приветствовать у индусов заключается в том, что они складывают руки, как католики для молитвы, и склоняются.
Анн Метцгер, которая переводит «Зеркала в саду»[34] из любви к искусству, показала рукопись французскому издательству «Плон», где ей предложили опубликовать роман при условии некоторые сокращения, чтобы не оскорбить читателей в связи с отношениями Лилиан и Джуны.
Какая ирония: в течение двадцати лет я терпела неразумность американских издателей, их пуританизм и меркантилизм и идеализировала образ французских издателей, публиковавших Колетт и Жене, которые вовсе не двусмысленны. Я представляла себе либеральную, терпимую, великодушную Францию, всегда влюбленную в хорошую прозу.
Я написала Анн:
Я разрешаю Вам делать все, что Вы сочтете нужным, с «Зеркалами в саду». Вы можете сокращать, вырезать, опускать и смягчать, как того пожелает «Плон». Они так похожи на американских издателей — робких, боязливых пред табу, что это потеряло для меня всякое значение. Я потеряла свои последние надежды и иллюзии. Я бы хотела опубликоваться во Франции. И если мне суждено быть опубликованной узколобым издателем — это моя судьба. Я бы предпочла, чтобы в свет вышли сначала новеллы, где нечего подвергать цензуре, но в том, что касается публикаций, мои пожелания никогда не исполняются, и я вижу, что от Франции мне тоже нечего ожидать. Полагаю, что после этого французские критики напишут, что моим женщинам следовало бы вернуться к своим кастрюлям и рожать детей, как это написали в «Saturday Review of Literature»[35], и что мне не нужно писать о богеме. Я искренне надеюсь, дорогая Анн, что Ваша вера, так же как и все неприятности, которые Вы претерпели из-за меня, не будут напрасны, и что в контракте будете фигурировать, прежде всего, Вы, мой переводчик. Если они примут решение опустить эпизод с Лилиан и Джуной, получится слишком коротко, и они, возможно, захотят добавить «Зиму притворств»[36]. Делайте по Вашему усмотрению. Я умываю руки.
Я встретила Бетти у Сильвии Спенсер. Она попросила устроить встречу со мной. Она приехала прямо с работы (в каком-то журнале), выпила коктейль и заснула. Она была очень красива, когда спала — юное и нежное лицо, пышущее здоровьем, пепельные волосы — в кошачьей позе. Когда она открыла свои глаза, серые, тоже кошачьи, то пояснила, что не спала две ночи.
Разговаривая со мной, она сказала безразличным тоном: «Я уезжаю в отпуск. Почему бы вам не поехать со мной?»
Я сочла знакомство приятным и ни к чему не обязывающим. Я подарила ей на прощание мои книги, и мы стали переписываться.
По возвращении она нанесла мне визит. Она была одета во все черное с позвякивающими серебряными украшениями. В ней было что-то чувственное и сладострастное, бледное и в то же время яркое, она была поразительным воплощением моих женских образов.
29
Гринвич Вилледж (Greenwich Village) — район Манхэттена в Нью-Йорке и один из самых интересных его уголков: считается районом богемы со множеством уютных кафе и ресторанчиков.
32
Табла — пара небольших барабанов, используемых в камерной музыке Сев. Индии (так. наз. «правый», или dahina, с высоким звуком, и «левый», или bahina, с низким звуком).
33
Ситар — муз. инструмент лютневого семейства, преимущественно 3-струнный; распространен в арабских странах и Сев. Индии.
36
«Winter of Artifice» — «Зима притворств», роман А. Нин, ранее в России не публиковавшийся.