Сергей СЕМАНОВ
ДНЕВНИК 1969 ГОДА
От редакции
К годовщине кончины члена редсовета «ВН» — известного историка, публициста, одного из лидеров «русской партии» 1960-1980-х гг. Сергея Николаевича Семанова (1934-2011) мы продолжаем публикацию фрагментов его обширного и уникального дневника (записи за 1991 и 1982 гг. см.: №3 и 8).
Записи за 1969 г. (этот год — важная веха в биографии Семанова — он переезжает в Москву и становится заведующим серией «ЖЗЛ» в издательстве «Молодая гвардия») интересны, в том числе и тем, что по ним можно изучать генезис национал-большевистского дискурса (весьма напоминающего современное «охранительство») в «русской партии».
Настоящая публикация согласована с наследниками С.Н. Семанова. Рукопись подготовлена к печати К.В. Титовым при участии Е.Я. Паромовой, комментарии — К.В. Титова. Текст печатается по ксерокопии с рукописного оригинала из архива публикатора.
8/1-69. Итак, завершился тяжелый, високосный год. Начинаю жаловаться, как жид, на свое здоровье. Но в самом деле: мой лучший фильм — погиб, моя любимейшая публикация о Петре Николаевиче]1 — погибла (я кричал, помню, что много мне грехов скостится, когда П.Н. напечатают 100-тыс[ячным] тиражом, ему, видимо, и в мечтах не снилась такая цифра даже при въезде в Москву). Далее. Статья о 9 янв[аря], мною тщательно отделанная и имевшая бы страшный шум, не вышла, наконец, рецензия на Амурского2, ядовитая и ужасно либеральная, — тоже (автору повезло — вовремя помер).
Весь год минувший бился перед выбором. Что делать, писать ли толстую монографию и стать — скажем прямо — доктором или плюнуть на это нудное дело и стать публицистом? Инерция толкает меня на первый путь, склонность — на второй, а я, как обычно, болтался посередине.
Когда-ниб[удь] напишу книгу или что-то вроде: «Среди художников». Актеры — наглы и экстравагантны, поэты и писатели обуреваемы манией величия, собственно художники косноязычны, углублены в себя, трудолюбивы и не любят письменного слова, предпочитая устное.
В Дзинтари3, живя бок о бок с разными чучмеками, еще раз понял, что главное в России — это так наз[ываемый] «национальный вопрос». Здесь заложены центробежные силы России, сюда будут бить «т[овари]щи». И это здорово, что я выработал четкую платформу в таком центральном деле.
Был в парке под Ригой где даже и сараи XVII-XIX вв. Бездарны эти латыши, нет в них ни гроша поэзии. Как прекрасна русская изба во Владимирщине или под Москвой с наличниками, коньками, крыльцом! Да, нет цветов и дорожек, посыпанных кирпичом.
12/1. Посмотрел свои записи за прошлый год. Какая резкая эволюция: в январе я еще, оказывается, сочувствовал Галанскову4 и Литвинову5. Здесь надо признать, что Р.6 до сих пор шел впереди меня на полшага. Вот хотя бы Солж[еницын], о кот[ором] я постоянно кричал, что он самый выдающийся рус[ский] писатель после 1910 г[ода], и ужасно злился, когда Р. мне умалял его ценность и упрекал в либерализме и позерстве. А ведь верно. Сейчас по рукам ходит множество его бумажек, к[оторы]е он сам распространяет. Кажется, что он создал себе постамент из них и теперь стал там в добролюбовской позиции. И с евреями стал заигрывать. Я был потрясен, прочтя его произраильский пассаж в ответе студентам7. А теперь в очередной своей бумажке о заседании секретариата СП8 он говорит об ужасных статьях 1949 года... А ведь был «Захар-калита»9. И ведь евреи очень кисло приняли «Ивана Денисовича10. Но теперь он их. И, видимо, насовсем.
Национальный вопрос — важнейший в Росс[ии]. Так наз[ываемое] право наций на самоопредел[ение] есть вещь с двумя полюсами, важна не только воля отделяющихся, но и настроение тех, от кого отделяются. Я не понимаю почему у Архангельской губ[ернии] меньше прав на отделение, чем у губ[ернии] Эстляндской. Но будем логичны: разве не имеют права на отделение жители Вас[ильевского] о[стро]ва? Или даже части его — о[стро]ва Голодая? И, наконец, почему чья-нибудь дача у Сестрорецкого берега не может образовать независимую республику? Абсурд! Но раз абсурд, значит самоопредел[ение] следует ограничить. Как же? Справедливый выход только в одном: учитываются интересы и отделяющихся, и остающихся.
Процессы над бедными эсэсовцами и истерики «узников концлагерей» смертельно надоели и претят. Ну, а если действующих лиц поменять местами? Вот судят узника — «героя сопротивления», к[оторы]й, спасая своих присных, заменил одну карточку другой, т.е. какого-то невинного человека обрек на гибель. И вот выступает жена, сестра, мать, теща или свояченица преступника и т.д. Не правда ли, производит впечатление?