— Евсеев: «Будь осторожнее. Будь осторожнее!» — Да я и так ничего не делаю.— «Всё равно будь осторожнее, чтобы тебе камень на голову не свалился». Вот провокатор проклятый. Он за день до 6 августа назвал мне место ссылки Иванова — Рязань. Что ж, с ним обошлись мягко.
— Казимеж: дано указание не упоминать Кащея и его работы. Бывшего помощника Кащея хотели было направить в «ВИКП», но потом его вдруг взял к себе. Андропов, и тоже в помощники. Поразительно. ЮВ всё же интересный человек, это ясно. Казимеж говорит, что у него плохое здоровье. В Краснодаре арестовано 300 чел[овек].
— На московских вокзалах — сонмища людей; теснота, духота, спят на газетах на грязном полу, множество детей, и грудных — капризничают,плачут бедняжки. И так каждый день и каждый год. И ничего, совсем ничего не делается! А ведь можно же скамейки поставить, нары соорудить — мало ли что! И рабочей силы не надо, обратись только к томящимся от ожидания людям: подсобите, ребята. Подсобят, и охотно. Но ничего подобного. Народ терпелив и привычен, стёкла начальникам не бьёт, а с них высшее руководство не спрашивает. Напротив, спросят, если что-то предпринимать начнут. Проклятое, гнилое брежневское время — эпоха лодырей, воров и предателей! Неужели с ними не поквитается история?! Ведь поквиталась же со «старыми большевиками» и (менее жестоко, да это и не нужно) с бериевскими палачами. Нет, не может быть, чтобы они спокойно сдохли на своих воровских усадьбах!
— Снятие Медунова вызвало всплеск разговоров обо мне. РВ тут говорит: мне сказали, что дела ваши поправились. Это почему-то общее мнение. Казимеж сказал, что меня снимал Александров. Передают ещё легенды, вроде того, что министр спросил меня после освобождения от должности: СН, за что же вас освободили?.. Эта вспышка разговоров обо мне тоже не очень, дела мои никак не изменятся, а это опять вызовет толки.
— Осипов Валя всё же молодец: вынудил уйти Грибанова, у к[оторо]го сын уехал в Израиль (придрался, что тот полгода не говорил), на пенсию отправил. А ещё заставил переделать переиздание Гейне и Эренбурга, убрав из них «сионистские» тексты. Право же, он долго не усидит!..
— Вечером в понедельник (2 августа) мне позвонили, что в партком СП пришло на меня частное определение. Я прочитал: производит по первому разу шоковое впечатление, что и произошло. Кочетков: тебя исключат, хорошо, если оставят в Союзе, в нашем парткоме и организации масса евреев, кот[орые] тебя ненавидят, ищи поддержки на самом высоком уровне, добивайся пересмотра дела, съезди к Шолохову. Стаднюк перепуган, испугаются Алексеев и другие, бумага на контроле в орготделе ЦК, в горкоме прямо требуют твоего исключения из партии и СП. Я успокаивал его, но подействовало мало. Удалось добиться лишь оттяжки и поджидания Ф. Кузнецова, создадут комиссию парткома с Петелиным во главе, хотя тот и отказывается, ему неудобно. Всмотревшись в текст, увидел там массу юридических изъянов, и грубых. Ясно, что бумага готовилась на Лубянке, и именно как политич[еский], а не юридич[еский] документ, а судейские просто подмахнули: ваше, мол, дело. Подготавливаю протест. В парткоме буду строить свою защиту так: провокация, оговор такого рода — отголосок 37-го года, «Вече» я признаю, но ведь за слушание «голосов» не карают, а мне приходится читать всякое (ошибочку я сделал тогда в Лефортово, надо было ничего не говорить, кому?!). Итак, каяться я не буду, предстоит борьба, они сами меня заставили сделать выбор. Может, и самоутешение, но им тоже не легко станет меня исключать — скандал возникнет неизбежно, а это. Главное, что я очень нервничаю, ничего не могу с собой поделать, хотя страшно много и быстро работаю. Давление 160/110, это прилично. Да, не дают покоя! Плохая история, что и говорить. Задержат «Бр[усилова]», не переиздадут «Мак[арова]», статейки все остановят, даже на рецензию ничего не дадут, побоятся (да и понятно!). Ничего, переживём. 2 % есть, запасы есть, год продержимся, а там.
— М.Т. Палиевский: Суконцев-младший попался в Краснодаре на шантаже завмага, вёрстку липовую ему показал и потребовал 30 тыс., его и другого еврея взяли, но потом, тому дали срок, а Суконцева выпустили. Рожа впал в младенчество, всё время смотрит телевизор, вдруг велел Глебову дать Народного, потом посмотрел «17», дал всем награды, а в девку, игравшую радистку (и бывшую жену Миронова) влюбился, звонит ей домой. Юлиана [Семёнова] из списка вытащили, ибо он попался на бриллиантах, его отозвали из ФРГ, но после награждений он устроил страшный скандал, пробился куда-то, «Современник» поставил его пьеску, премьера задержалась на 20 мин[ут], а потом явились с Юлианом Андропов и Щелоков. <...>