9 ноября, суббота. Наконец-то я избавился от одного из своих младенческих комплексов. Чего я, собственно, всю жизнь за границей боялся? Быть смешным? Казаться неуверенным? Своей собственной незащищенности? Гипотетической опасности, которая подстерегает всех нас в этой жизни? Все оказалось значительно проще. Я ведь даже не объявляю "тему". А все очень несложно: без какой-либо посторонней помощи, ориентируясь только на вывески и свой очень плохой, неуверенный и несовершенный английский, который я учу всю жизнь, а последние три года ежедневно, я уехал на поезде во Франкфурт, прошатался там весь день и вернулся поздно вечером в Марбург.
Вот маршрут и тема моих франкфуртских скитаний: вокзал, пешком до дома Гете, осмотр музея, пешком же по городу с заходом на цветочно-мясной рынок в центре, где был поражен и немецкому естественному изобилию, и культу и изобилию мяса (эти вымытые, по виду почти фарфоровые свиные ножки, эта требуха, похожая на сделанную из синтетических материалов, эта немыслимая чистота, при которой когда-то бегающее и живое превратилось почти в предмет: новая эстетика), посещение Doma, посещение религиозного музея при соборе (безвкусица и кощунство с ночным детским горшком, на котором в качестве сентиментального утешения нарисован ангел, и безвкусица и кощунство, когда на ризе иерарха, на спине немыслимой гладью вышита Тайная вечеря, ситуация не только Божьего отчаяния, но и отступничества его учеников), большая прогулка по городу, Майн, похожий для меня на реку-Москву, большой блошиный, ну в точности как в Москве, рынок, между двумя мостами. Около четырехсот ступенек вверх, и я на верхней смотровой площадке собора.
Франкфурт, через который я с десяток раз летал, название которого с детства сидит у меня в ушах, потому что здесь была штаб-квартира американской армии, и значит, пропаганда вбила название в голову. С башни собора хорошо проглядывается география — вдоль реки. Но старого города по существу нет, во время войны его разбомбили. Остатки — это незыблемый и прекрасный собор и еще лишь несколько зданий. Гигантские небоскребы, гнездо которых выросло в центре, не поражают, а читаются скорее вялым вызовом американцам: и мы так можем! Эта выставочная гигантомания кажется особенно бессмысленной, когда понимаешь, что большую часть города составляют трех-четырехэтажные виллы и частные дома.
Дом Гете — практически тоже новодел, мемориальных предметов почти нет. Но получить представление об образе жизни можно. Наверное, такие крупные люди и могут вызреть только в достатке. В огромном для семьи из четырех человек доме — дед поэта был бургомистром, что, конечно, свидетельствует об уровне, — жили еще четыре служанки. Самая любопытная и, наверное, самая подлинная комната — это кухня. Как и в веймарском доме, каменная раковина, много разных медных форм для выпечки желе и приготовления паштетов. Здесь даже "качалка" для воды. Кухне, видимо, немцы, понимая ее жизненную задачу, всегда, а не только в музейном деле, придавали огромное значение.