2 декабря, суббота. Витя приехал из Москвы только во втором часу дня. Накануне мне звонил Вл.Ефимович и как бы просил совета: Витя подает-де заявление об уходе из института. Ну что здесь поделаешь? Витя человек довольно скрытный и решительный, с одной стороны; а с другой, я уже давно наблюдаю, как плотно Витю эксплуатируют. За 12 тысяч он, как Золушка у мачехи, делает в институте все. На таких бедолагах, как он, и экономят: Витя и грузит, и что-то делает на крыше, и чистит канализацию, и ставит батареи. Я предполагаю, уход Вити объясняется и тем, что постепенно разрушился тот автономный рабочий коллектив, в котором психологически всем было достаточно комфортно. Сначала убрали Толика, который был неплохим завхозом, потому что умел не только командовать, но и сам готов был сделать необходимое. Потом ушел Володя Рыжков, парень с недостатками, но и с золотыми руками и, когда надо, с чувством ответственности. Отпустили, так же недоплачивая, Славу Фадеева, замечательного маляра, плиточника, штукатура, за небольшие деньги он отремонтировал почти весь институт. Не взяли обратно разгильдяя Сережу Гриднева, и это тоже ребята восприняли не положительно. Проще брать грузин и киргизов со стороны и неведомо как им платить. Я все-таки знаю, что такое рабочий коллектив, и как он нуждается в некотором патернализме. Но хватит об этом, хотя и есть, что сказать…
Весь день сгребал листья на участке, а да того все утро, а потом и днем, после обеда, сидел над пятой главой. Почти закончил «пролет над Москвой» и придумал «второй» финал, где все события оказываются не событиями в жизни, а эпизодами в повести. После бани, которую топил Витя, а пиво для нее покупал С.П., смотрел телевизор. В «Максимум» долго копались в биографии покойного генсека и руководителя КГБ Андропова, тщательно отыскивая его еврейские корни. Кто ищет, тот всегда найдет: Андропов оказался в родстве с московскими купцами и ювелирами еврейского разлива. Ну и что? Какая все это гадость!
3 декабря, воскресенье. Смотрел по «Культуре» английскую версию «Лебединого озера». Становится заметнее замысел – близкий к «Жизели» с ее «мертвым» актом.
4 декабря, понедельник. Витя все же ушел. Пузырь, светлая душа, решил вычесть с него 15 тысяч, которые вносили за Витию за обучеие в институте. Задержали зарплату и вычли из нее. Полагаю, что не выдавать зарплату во всяком случае совершенно незаконно. Я разгневался и пообещал, что все разведаю и помогу Вите написать письмо прокурору. Не знаю, что из этого выйдет, но обошлись с парнем подловато.
Хорош Ефимыч, когда, прошлом году, сбрасывали снег с крыши, «делал свою долю»: снизу держал кого-то из работающих ребят на веревке. Руководить – это его обязанность, а веревка в случае падения удержать никого бы не смогла – сплошная имитация. На кого тогда «записали» деньги, я уже забыл.
5 декабря, вторник. Поздно ночью, после двух часов, закончил (вчерне, конечно) роман. Заснул, взвинченный, уже под утро. Сегодня же к вечеру так скучно стало жить. По Интернету отправил две последних главы Боре Тихоненко. Туда надо сделать еще две-три небольшие вставки – некоторые цитаты, добавки в финал: «корабли» – Костров и Р.Сеф и переписать еще несколько высказываний из зала. Но вот интересно, и много раз отмечено: сразу же, словно чертик, выпрыгнул в ближайшие планы роман о нацболе, в голове закрутилась статья о Покровском и вспыли откуда-то снизу сознания материалы, связанные с монографией – теоретическая книга о преподавании литературного мастерства.
Вторник день для меня обычный, семинар по материалам Лены Иваньковой. Ее рассказы нравились мне с момента набора студентов. В них много социального и трагически привычного, трагизм быта. Но главное, она написала еще один небольшой рассказик, из которого ясен и быстрый ее рост и стилистическое взросление. Ребятишки на семинаре зоркие. Очень много добавили того, что не заметил или на что мне скучно было обращать внимание. Кто-то из студентов опоздал, я предложил всем придумать быстро, блицем «причину опоздания». Значение, пояснил, имеет не соответствие действительности, а характер придумки. Вот результаты, которые я запомнил.
– ГАИшник прикололся: «Почему вы без машины?» (Вася Буйлов)
– Любовь задержала! (Требушинина)
– Автобус захлестнуло цунами.
– Надоело вовремя приходить!
– Болтал с Гекельбери Финном (Дима Иванов)
– Иванов принял меня за Гекельбери Финна, и мы заболтались. (Власов)
– Меня украли инопланетяне в ночном клубе и проводили эксперимент.
– Встретила метрового енота и залезла на дерево. (Вера Матвеева)
– Я Пушкин – мне положено ( студент по фамилии Пушкин).
Обычно к каждому семинару я подбираю несколько цитат из моего набора. Сегодня это был Ильянен. Прочел, обсудил, поразмышлял.
«Есть в этом некоторая навязчивость изображать одну сцену. Это свойственно художнику. Например: рисовать один и тот же стог. Один и тот же пруд. Одну и ту же сестру…Или: самого себя. До бесконечности, до наваждения». (стр.151). Такое ощущение, что это про меня, сколько раз я писал одни и те же впечатления юности.
«Журнализм – французское слово, в моем случае к газете не имеет отношения, а значит «писательство изо дня в день»: жанр дневника, записок, если угодно». (стр. 153). Это опять про меня, если читать мои дневники.
«Писать следует короче. Еще короче! Читатель умный, поймет, схватит на лету. Достаточно аллюзий» (стр.59). Если бы научиться!
«Пока твое тело не лежит с разорванным животом на холодном столе прозекторской ( ноте бене: стол жестяной с желобками чтобы стекали кровь и жир). Вокруг не бродят курсанты с любопытством – Найти себя – найти язык» (стр. 91). Нашел, – это касается первой половины высказывания, вторая – ожидает, скоро ли, далеко ли? Так хочется еще пописать, что-нибудь сочинить, писательская жизнь моя только началась.
Иногда холодит сердце: «Опомнись, писатель! В тебе самом не хватает человека, в самом тебе – пустыня» (стр. 276). А если так и есть, если пустыня?
В конце дня был Ю.И. Бундин. К сожалению, пообедать с ним не удалось, у него не было времени, но замечательно сидели за столом с зеленой скатертью на кафедре и говорили. Подплыли Вишневская и Роман Сеф. Инна закончила что-то диктовать Е.Я., а у Романа начинался семинар. Говорили о Литературе, о Литвиненко, о разных других людях. Я, оказывается, не ошибся, именно Литвиненко в свое время «показывал» во время сфальсифицированного покушения на Березовского. Скользкий тип, в нем я сразу распознал переметчивость. Интересные сведения и о Льве Разгоне, этой совести интеллигенции – был, говорят, осведомителем. Оба свидетельства: и Бундина как человека знающего и много помнящего; Юрий Иванович сослался на прямой вопрос, заданный Разгону на одной из встреч с читателями, Романа, как человека, пять лет сидевшего в 50-е годы по политической статье можно принять как оценку экспертов. Юрий Иванович интересно говорил о самой большой опасности на Кавказе. Это уход русских: сразу проваливается слой, обслуживающий культуру. Учителя, врачи, журналисты – где они? Тут же рушится промышленность – русские рабочие, инженеры, техники. Интересная статистика: в Башкирии, где четверть башкиры, 40 % русские и около четверти татары, тем не менее, башкиры – как бы национально-образующий народ. Значит, на всех командных высотах именно они, а не демократическое большинство, не выбор лучших и способнейших. Такое же положение во многих других республиках. Единственная республика, в названии которой нет этносообразуюсщего слова – Дагестан. Именно потому там иная структура власти, не президент, а председатель Госсовета. И там другое отношение и к русским, и к языку русскому – без него они просто не поймут друг друга. Русский язык здесь не язык подавления, а язык спокойной жизни другого языка и другого народа. Говорили о приватизации, о том ее периоде, когда олигархи скинулись и выбрали Ельцина. Как интересно говорить с информированными людьми. Олигархи, оказывается, давали деньги под госсобственность – под заводы, фабрики, месторождения. Но на следующий год денег в бюджете, чтобы их вернуть, не оказалось. Вот так и была роздана собственность, объемы которой не снились кроме России никому в мире. К концу разговора подошел Слава Шипов и Михаил Петрович Лобанов с Татьяной. Слава Шипов священичает с начала перестройки, его приход – на Варварке. Вот уж человек, в котором никогда не было никакой религиозной конъюнктуры. Я с радостью смотрел на его простое русское лицо. Сегодня он встречается с семинаром Михаила Петровича.