10 ноября, среда. Часа полтора вставал, готовил завтрак, принимал лекарства, что-то внес в Дневник и поехал в «Дрофу». Наталья Евгеньевна, мой редактор по «Маркизу», прочла одну треть - две главы. Чтобы не забыть - она собирается в краткий отпуск, - решила со мною эту правку согласовать. Конечно, в «Дрофе» все идет довольно медленно, в «Терре» все бы уже давно было напечатано, но какая замечательная разводка рукописи, как талантливо замечены все повторы, исторические неточности, какое огромное терпение при чтении! Местами мне было стыдновато за собственный текст, тоже мне доктор филологии! Еще раз порадовался, что не поторопился с печатаньем и пошел на некоторую отсрочку, зато получу текст, за который не надо будет переживать.
Дамы в редакции по своей доброте меня еще и напоили чаем с разными разностями, которые мне не следовало бы есть.
Уж в машине, по дороге в институт, подумал, что хорошо бы по этой правке написать какую-нибудь студенческую курсовую работу. Меня не убудет, но для студентов это было бы полезно.
Взял рукопись Дневника за три месяца 2009 года, которую после меня и Марка просмотрел Лёва - что бы я делал без своих друзей! Дома до позднего вечера сидел за компьютером, просматривал правку Дневника за июнь, идет медленно. Также написал коротенькое письмо Марку, чтобы он в будущем смелее орудовал с моими текстами.
11 ноября, четверг. Весь день приводил в порядок дневники и написал страничку в книгу о Вале. По радио объявили о новой русской сенсации: 11 русских разведчиков, высланных из США, - это результат предательства нашего полковника Щербакова, который много лет работал в Американском отделе Службы внешней разведки. Раскопал это все «Коммерсант». Потом выяснилось, что вроде бы его дочь уже давно живет в Америке. Когда предавал, то ведь отчетливо понимал, чем все это могло закончиться для большого количества людей. Но каков и аппарат, следящий за кадрами! С другой стороны, если так воруют депутаты и сенаторы, то почему бы и мне не воспользоваться тем, чем я владею. Здесь есть возможность вспомнить Жванецкого: каждый крадет то, что охраняет. А что касается людей - это не в счет.
Вечером ходил на концерт оркестра Олега Лундстрема в зале Академии музыки им. Гнесиных. Кстати, с этой фамилией вспомнился и эпизод, как с работы прибежал оживленный отец и сказал, что теперь меня будут учить музыке. Отец тогда был заместителем военного прокурора Москвы, начальником судебно-гражданского отдела, и в его распоряжении находилась вся, практически, жилплощадь Москвы. Тогда же было произнесено имя - запомнил, как экзотическое, мудреное, а детская память цепкая - Елена Фабиановна Гнесина. Видимо, тогда еще не старушка, она обратилась к отцу, скорее всего по поводу квартиры для кого-то из своих друзей или учеников. Тогда же мы взяли напрокат пианино. Подумать только, 43-й год! Пианино забрали, когда арестовали отца.
Концерт шел по программе абонемента «Джаз со всеми остановками». Дирижировал Борис Фрумкин, общее направление - «На волне Бенни Гудмена». Исполняли исключительно американских авторов, имен - тьма. Это особая область жизни, отношений и искусства. В оркестре сидели почти исключительно русские парни - трубачи, саксофонисты, барабанщик, контрабасист и играли очень здорово. Едва ли не каждое соло встречалось аплодисментами. Но публика, в основном, была немолодая. Валя джаз любила, и этот концерт ей бы понравился. Мне тоже почти все понравилось. Но невольно начинаю сравнивать с симфонической музыкой, с концертом РНО, на котором я недавно был. Нет, джаз вовсе не «музыка толстых», но, конечно, это музыка поверхности, земли, травы, асфальта. Симфоническая музыка, как правило, идет вглубь, к корням, поднимает в тебе пласты раздумий об истоках, о сути, о смысле жизни.
12 ноября, пятница. Сегодня пришло новое письмо от Толи Ливри. Последнее время он довольно много писал об обструкции, которой он подвергается по инициативе местных славистов. Мне все время казалось, что здесь есть сильные преувеличения. Но вот сегодня последовало новое письмо, и есть смысл процитировать, тем более что оно отчасти касается и меня. Эти «выходцы из России» чувствуют чужака!
«Дорогой Сергей!
Пишу Вам, как говорится на нынешнем дурном русском, «вдогонку».
Вы, возможно, слышали, я переписал мою российскую книгу («Алетейя») о Набокове на французский и опубликовал ее в Париже 10 дней назад.
А тут известие о премии Алданова!
И меня пригласили на парижское радио, пригласили не только как исследователя, но и как русского поэта-прозаика. Ну, я и им дал, разумеется, «нашу» книжку стихов - там ведь несколько стихотворений по-французски.
Заговорили о критике. Тут же - мгновенно! - кто-то позвонил «из Сорбонны», когда я был в прямом эфире, и повторил, слово в слово, ту мерзость из «Литературной учебы».
Я сразу же их и разнес. Это ведь мой теперешний семинар, что я преподаю в Университете Ниццы, называемый «Как ученый, живущий за счет мертвых писателей, клевещет на живого писателя-конкурента в университете».
Указал нападки на Вас. Например, как «критик» - исполнитель «заказухи» - не заметил Пушкина и Лермонтова (тут я процитировал и Пушкина и Лермонтова), более того, как заказчики - профессора - не заметили этих Пушкина с Лермонтовым! Перебрал нападки на Вас, что Вы, мол, «не читали стихов перед тем, как писать предисловие» - то есть низведение «критиком» Вас на свой собственный бескультурный уровень…
Другими словами, дорогой Сергей, все все помнят, все отслеживают, всегда наготове, и только и ждут, чтобы снова ударить и влить яд.
Держитесь! Ваш Анатолий».
Занятно, но это вселяет и оптимизм - хоть и не любят, но читают и следят.
Медведев сейчас в Сеуле - туда съехалась «двадцатка», и все пытаются спасти капитализм, который под гнетом кризисов издыхает. Все ждут признаков окончания кризиса и нового взлета экономики. Медведев устроил пресс-конференцию и довольно уверенно, в незабываемом стиле Путина, ответил на вопросы.
Вечером возникли колебания: куда ехать? С одной стороны - премьера в Малом театре с 84-летней Быстрицкой, куда меня звал Саша Колесников, с другой - прием по поводу 20-летия «Российской газеты». Здесь привлекает возможность не только разглядеть вблизи правительственный бомонд, посетить фуршет, но и увидеть Дом приемов на Воробьевых горах. То самое место, где состоялся знаменитая встреча Хрущева с деятелями искусства.
Естественно, полетел на Воробьевы горы, где для меня многое в новость. Прекрасно организованное дело, встреча у ворот; называешь фамилию, а тебе в ответ, быстренько сверившись с гроссбухом: «Проезжайте, Сергей Николаевич!». Удивила четкая расстановка всех машин по стоянкам и дорожкам. Здесь действовала бригада парковщиков человек в десять-пятнадцать. Дом приемов стоит на самом урезе Воробьевых гор - хорошо видно масляное мерцание реки и огни стоящего напротив стадиона «Лужники».
Официальная прямота приема была разбавлена несколькими «читателями газеты в штатском», стоящими на лестнице, и, конечно, замечательной выпивкой и закуской. Все происходило в двух огромных залах «имперской» архитектуры. Действие, что происходило на сцене, пропущу: выступали редактор газеты и ее директор, потом Нарышкин, Табаков, Л.И. Швецова и кто-то еще. Речей их никто не слушал, в основном все отмечались в сознании друг друга - были приглашены, отмечены - и вели между собой деловые разговоры. Ощущение, что ты в телевизоре, лица все узнаваемые. Кто-то шепнул: «Сзади тебя Зюганов». Обернулся - действительно, Геннадий Андреевич. Чуть поговорили, попросил прислать новый роман о Ленине. Поговорил также со Швецовой, которая, как обычно, добра и располагающа, и с прелестной женщиной Л.Б. Юферовой. Встретил Пашу Басинского и нашего Варламова. У Паши добрый ли взгляд на меня? Он ждет результата «Большой книги», где он со своим Толстым в фаворитах, догадывается, как я отношусь к подобным «ЖЗЛ»-романам, считая их легкой добычей.
Отдельный, по традиции, взгляд на еду. Фуршет формально был выше всех похвал. Но что-то завернутое в морской язык оказалось слишком жирным и холодноватым. Перепела - еда для меня непривычная, но всего остального и хорошо знакомого много, как и официантов, буквально возникающих из ниоткуда, чтобы убрать «несвежую» тарелку и опорожненную рюмку. Бутерброд с рыбой и стакан хорошего апельсинового сока я употребил еще в аванзале. Здесь же встретились и поговорили с Сережей Чуприниным, вдруг вспомнившим о бараньей ноге, которую он когда-то ел у нас с Валей дома, и с Александром Кабаковым, автором романа «Невозвращенец». И тут все время сновали официанты с подносами бутербродов с красной икрой и десертами. Что касается последних, то я полакомился красной смородиной. И где только растут такие крупные гроздья? Наверное, их привозят из Израиля.