День был чрезвычайно тяжелым. Говорят, уже три дня на солнце бушуют магнитные бури. Я кашляю, сижу дома, почти не работается. Дневник смертельно надоел, но бросить его будет можно только ради какого-то крупного замысла.
19 ноября, пятница.Удивительный сегодня под утро видел сон. Будто бы я взасос и очень сладко целовался с Людмилой Петрушевской. Целовался сладко, как никогда. Во сне же мелькнула мысль, что мы с нею были очень на лицо похожи. Стал думать, к чему бы это? С Людмилой Стефановной я раньше, в молодости, работал, потом один раз встретился с нею в троллейбусе. Потом узнал, что она живет в Израиле. Сна немного испугался: мне ли это какая-то весть или Л.С. заболела? Теперь несколько дней буду слушать радио и внимательно читать прессу. Если уж речь зашла о самом страшном, то цеховая и даже родственная разобщенность в одном большом городе чудовищна. Когда последний раз был в ЦДЛ, то с горем узнал, что умер прозаик Рогов. Я его знал, несколько раз разговаривал, наконец, читал. Так быстро все происходит, и узнаешь обо всем лишь случайно.
Сегодня проснулся менее тяжело, чем вчера, но не рано. Уже третий день подряд свирепствует магнитная буря, люди моего возраста чувствуют себя разбитыми. Днем собирался пойти на встречу писателей с председателем Госдумы, на которую меня звали от имени Юры Полякова. Встреча должна быть посвящена авторскому праву в Интернете. Писатели, конечно, хотят с этого получать мзду. Я отчетливо представляю, как будет происходить разговор, и даже сочинил заранее следующую речь.
Я бы начал ее с того, что сейчас мы много говорим о трагически-знаменательной дате в русской литературе - уходе Л.Н. Толстого из Ясной Поляны. А, собственно, что стало причиной этого поступка? Среди многих назову один - освободить свои сочинения от гнета авторского права, сделать их доступными народу. Это, так сказать, посылка, а дальше рассуждение о том, что ни один читатель серьезную и значительную книгу в Интернете еще не прочел. Читал ли кто-нибудь именно по Интернету «Улисса» или «В поисках утраченного времени»? Так о чем мы хлопочем? О том, чтобы свое мыто получали детективщики и поставщики желтой литературы?
Но эту речь произнести мне не удалось. Куда-то я запесочил клочок бумаги с координатами: куда и во сколько идти и прочее. Да и вчерашний кашель еще меня донимал, а в семь вместе с Сашей Колесниковым мне надо было идти на спектакль. Твердо решил после утреннего сна, что не стану утром работать с Дневником, не стану ничего читать, а буду продолжать делать рукопись книги о Вале. Этим и занимался часа два или три. Все время думаю, что когда Достоевского приперло быстро сдавать «Игрока», то он пригласил стенографистку, которая позже стала его женой. Я бы тоже не отказался многое диктовать, но как и с кем это устроить? Нужен помощник. Обрадованный, что ушел от политической суеты, написал несколько страниц в книгу о Вале.
Теперь о «Турандот». Пьесу в театре им. Пушкина поставил Костя Богомолов. Это третий спектакль, который я смотрю в его постановке. И надо сказать, при всем прочем, я не жалею, что сходил. Недаром в программке нет имени Гоцци. Спектакль сделан как диалог героев старого венецианца и Достоевского. Ну, возможно, что-то и понимает здесь зритель, вернее, силится понять, но иногда мне кажется, что сами актеры не представляют глубин, которые должны были бы им открыться. Хорошо помню, что и в спектакль по Булгакову в театре Гоголя, по «Театральному роману», Богомолов всадил кое-что из стенограмм работы с актером Станиславского. Там тоже понимал только зритель. Практически все это оставалось вне эмоциональной ткани спектакля. И здесь два часа без перерыва зритель проскучал, тщетно пытаясь соединить крупицы разных смыслов. Можно скачать, что это - глава из пособия по позднему постмодернизму. Вот здесь, в полном отрицании увиденного, - моя добыча. На выходе, у гардероба две культурные девушки обменивались мнениями: «Худшего спектакля в Москве я еще не видела…» Нет, худший, наверное, впереди, здесь же - холодный, как прошлогодний студень. Студень с поминок.
Выйдя со мною на бульвар, Саша необыкновенно интересно рассказывал о Таирове. Не все так, оказывается, просто было с закрытием Камерного театра. Театр действительно после войны не попадал в ногу со страной, но и как личность Таиров был настолько своеобразен, что актеры недаром на него навалились. Есть на этот счет нечто интересное в мемуарах актера Хмельницкого, дочь которого в наше время была ректором ГИТИСа.
20 ноября, суббота. Опять долго и болезненно спал и около одиннадцати поехал на дачу. Вечером накануне долго читал своего любимого Фейхтвангера - «Лисы в винограднике». Взял книгу довольно случайно, а оторваться не мог. Мне все буквально плывет в руки - здесь, конечно, вырисовывается одна из тем ближайшего семинара. Мы все требуем от литературы некого специфического аспекта, некой замысловатой словесной и философской игры, открытия новых человеческих черт, какой-то мрачной подпольщины. А вот написать вразумительную книгу, с ясным сюжетом, с многочисленными интересными разговорами - не можем. Все замахиваемся на события, а классики писали истории. Я уже не говорю здесь об Истории с большой буквы. Здесь мысль и о столь модной сейчас серии «ЖЗЛ». Все эти документальные книги с многочисленными цитатами по художественному впечатлению не стоят ни рассказов Фейхтвангера, ни даже скромных по исполнению полотен Пикуля и Балашова. Там все запомнилось надолго, здесь - переживания только во время чтения, а потом все тонет и исчезает.
Ездить туда уже не хочется, погода мерзкая, холода все не наступают. Главная цель - отдать деньги за роль-ставни, что я собираюсь поставить на три окна.
Брать у меня, кроме безделушек Вали на втором этаже, нечего. Но будет жаль обычного бытового хулиганства и разбитых стекол. Все стоит баснословно дорого - месячная зарплатя. А ведь платим за порядки в стране, за воздушную реформу переназвания милиции в полицию. Суть, уверен, останется та же. Режим существует уже двадцать лет, а спроса с него все нет и нет. Купил за три с лишним тысячи дешевый ящик для газового баллона. Раньше все копил на операцию Вали или на свою старость, а теперь плюнул. Жизнь не предскажешь, но пусть хоть старость пройдет в иллюзии комфорта.
После розыска конторы, которая все это строительство организует, приехал уже поздно к обеду. Володя, как всегда аккуратно и не спеша, заделывает оконные откосы, обнажившиеся после того, как вставили в проемы пластмассовые трехслойные окна. Маша пьет пиво. С.П. привез новый телевизор, подаренный им мне ко дню рождения. Маша в него уставилась и философствует. После обеда проглядели в телевизионной записи несколько выпусков клуба КВН. Все это искрометно, мило, но подо всем лежит ординарная пошлость, тон которой задают члены жюри своими победными оценками и неумолкаемым и транслируемым хохотом. Потом, уже поздно вечером, принялись смотреть какой-то фильм о том, как четверо молодых людей - две девушки и двое парней - потерпев кораблекрушение, попытались вплавь добраться до земли и трое из них были растерзаны акулой. Только жертвы и усилия всех позволили остаться в живых одному. Фильм снабжен аннотацией, что сделан он по следам реальных событий. Я не люблю жестоких фильмов, где заведомо просчитывается гибель героя. Это особенность западного менталитета - западный человек готов сражаться за победу и за жизнь, а русский в первую очередь готов умереть.
21 ноября, воскресенье. Наконец-то выпал снег. «Зимы ждала, ждала природа…» Утром выглянул в окно - на крыше снега пальца на два. На земле его пока нет, видимо, к утру растаял. Погреб листья, срезал последний урожай петрушки, в земле все же оставил корешки, чтобы весной была хоть какая-нибудь зелень. Ощущение, что я все-таки немножко от своей хвори избавился, хотя вечером кашлял, как сумасшедший. Вероятно, от сигаретного дыма - Маша с Володей курят. С.П. их, правда, гоняет, а в связи с наконец-то легко открывающимся новым окном стали чаще в большой комнате, где телевизор, проветривать.