Ваше предыдущее письмо, скорее литературное послание, было невероятно интересным. Здесь много для меня поучительного, и Вы очень удачно подбрасываете мне некоторые пассажи. С самого начала пойти, с конца или выхватить что-нибудь из самой середины? Я пометил маркером, и Вы очень верно употребили слово «реминисценции». Что касается «жидов», то о них писать и думать надоело. В моем Дневнике за 2010 год есть несколько цитат из Куняева. В частности, он размышляет о завещании В.И. Ленина. Если бы моя книжка о Вожде (вожде - как на сердце ляжет) выходила бы вот сейчас, а не летом, когда я отдал книгу в печать, не перечитывая, я бы дополнил ее двумя пассажами. Первый - почему в своем «Политическом завещании» Ленин захотел расширить ЦК, и второй - об угнетении православной церкви. В первом случае ему осточертели его вечно спорящие соратники, вышедшие, как правило, все же из низов еврейства, а не из культурных, - извините за бранное слово - элитных еврейских слоев.
Что касается православных, то это Вы еще найдете. Спасибо за Бартенева. «Нежидовских газет, государь мой, нет и не может быть». «Я газет не читаю и вам заказываю». Не правда ли, как это рифмуется с «читатели газет, глотатели пустот»? Кстати, недавно был на юбилее «Российской газеты» в Доме приемов правительства на Ленинских, ныне опять на Воробьевых, горах. Кормили неплохо, но поехал потому, что именно в этом Доме Хрущев гонял интеллигенцию, а она друг друга предавала. Реминисценции!
Пока всё, не буду Вас томить. В среду вечером еду в Ульяновск на три дня. Зачем? Не знаю, не к Ульянову. Здесь просто сияют два ненавистных мне имени: Яковлев и Коротич. Остальное допишу завтра. С.Н. Не перечитываю, не обижайтесь».
23 ноября, вторник. Еще с лета, когда я читал приемные работы, меня очень заинтересовала авторша текста, в котором действие происходит где-то на юге Франции, в помещичьем доме. Здесь привлекают два обстоятельства. Во-первых - сама абсолютно реалистическая манера, где-то схожая с манерой Толстого и Мопассана, а во-вторых - удивительная особенность автора, создающего образы героев без какой-либо характерности. При столь объективистском, свободном письме герои возникают как бы из воздуха, а точнее из-за того, что автор их чувствует и ими дышит.
Автором оказалась молоденькая девочка, действительно начитавшаяся Мопассана и Золя и еще в детстве сконструировавшая себе чужую жизнь. Теперь в ее компьютере, кажется, уже целая повесть.
Семинар прошел довольно быстро - я долго говорил о неисчерпаемости реализма XIX века. Почему же мы читаем книги того времени с таким удовольствием.
В понедельник вышла из больницы Надежда Васильевна, и сразу у нас все закрутилось. В два часа провели конференцию о премиальной политике в России в области литературы. Замечательный по глубине и подготовленности доклад сделал С.И. Чупринин. Здесь была и история вопроса, и сегодняшняя жизнь многих премий. Главный из приведенных фактов - есть закрытые премии и открытые. В «закрытых», как, например, нынешняя Государственная премия, нет никаких «коротких» и «длинных» списков, а только решение. К закрытым премиям принадлежит и «Триумф». С.И., занимающийся этим вопросом, говорил о что-то около 500 премиях в России, но выступивший вслед за ним Сидоров увеличил эту цифру до 1200. Потом выступали Василевский и Киреев. Зал слушал как никогда. Я также понял из речи С.И. Чупринина, что общая премиальная тенденция давать не случайным людям, - куда они деваются потом? - а действующим литераторам. С.И., который долго работал в формате Госпремии России, признал, что при выборе писателя все-таки имела место его политическая, в частности, демократическая ориентация.
«К сожалению, дорогой Марк, я не прочел ни одного из рассказов Георгия Демидова. Мне бесполезно что-либо искать, читать специально, хотя иногда я это и делаю. Но теперь, с Вашей наводки, я уже ничего, подписанного этим именем, не пропущу. Книга сама должна приплыть ко мне. В этом же абзаце, где Вы упоминаете Демидова, есть и еще несколько, видимо, дорогих Вам имен. Коротич, конечно, талантливый человек, но ведь «редиска», предатель, циник и сукин сын. Любимец советской власти, он одним из первых ее предал, а какой был убежденный публицист, какой доказательный и искренний! Где он сейчас, ведь мог бы остаться в литературе. Что получил, кроме колбасы? Что касается кумира нашей продажной интеллигенции А.Н. Яковлева, то это ренегат и тоже сукин сын, нашей интеллигенцией уже почти забытый. И не пачкайте бумагу, вспоминая Ф.Ф. Кузнецова! Кстати, он, как и Яковлев, с деревенскими корнями, а каков! Вы же знаете, что он в свое время, пытаясь достичь своих маленьких корыстных целей, втянул меня в суд с неким головорезом от литературы. У меня есть претензии к объективности и вкусу и других перечисленных Вами персонажей. Может быть, это правильно, что следует не любить людей, которые не любят меня? Я все простил, но ничего не забыл.
Очень похвально, Марк, что Вы бываете на похоронах, я не люблю людей, которые придумали мотивы, чтобы не ходить на прощание с упокоенным. Иногда такое аукается. Только вчера на меня нагрянули телевизионщики, которые снимают фильм о Левитанском, с которым я работал. Они вспомнили о моей статье по поводу его смерти. А о моем позавчерашнем походе на открытие мемориальной доски Е.А. Долматовскому Вы еще прочтете в моих дневниках.
Я уже знаю, кому я передам мою библиотеку, но вот удивительно- параллельное мышление - я сейчас тоже обеспокоился экслибрисом. На ряде книг у меня стоит печать, которую в свое время сделала мне Барбара, - «из книг С.Н. Есина», но есть и очень хороший ex libris, сделанный прекрасным гравером и учеником Фаворского Юрой Космыниным. Ваш пассаж о книгах Вишневецкого меня вдохновляет. Как тускнеют вещи и книги, когда человек уходит!
Пометки мои на Вашем письме заканчиваются. Если Вы позволите, я перешлю, для поднятия Вашего и моего авторитета в глазах пишущего молодняка, абзац, связанный с премией Алданова, моему приятелю Ливри. Кстати, он написал мне, что в конкурсе Вы принимали участие, это прибавит веса в его собственных глазах - великое дело объективность жюри. Вчера, кстати, мы в институте говорили о премиальной политике в России. Со всеми выступающими Вы, хотя бы заочно, знакомы - Чупринин, Киреев, Сидоров, Василевский. Было невероятно интересно.
Бронзовая табличка - это особый разговор. Я бы за любые деньги повесил такую табличку на один из стульев в Доме кино. Но бронза в России в публичном месте не живет. В свое время возле Девичьего монастыря отломали бронзового гусенка в композиции, которую жена старшего Буша (кажется) подарила городу, а потом отломали и руку у брозовой Турандот возле театра Вахтангова.
Теперь о книге Семена Ефимовича Резника - я ее с почтением приму и тут же пошлю какую-нибудь свою. Дайте совет.
Книга для Вас уйдет из Москвы, видимо, сегодня - на работу вышел экспедитор. А вот «Колокол» пока не выходит. Последний номер, в котором была заключительная глава «Маркиза», вышел тиражом в 200 экземпляров. Это уже как бы самиздат.
Соне мой особый низкий и почтительный поклон. Дружески обнимаю. С.Н.».
25 ноября, среда. Как же я не люблю собираться в дорогу! Поезд отходит в 19.08. Весь день сидел за письменным столом, перебирал бумаги, собирал вещи, потом начал читать роман Максима Замшева «Избранный». Сразу видно, что Максим не зря у нас учился, отдельные выражения, образная система - высокого качества, но общая структура и задача сочинения - сугубо коммерческие. В Париже наши соотечественники ищут «наследство» батьки Махно. Любовь, обстановка, отдельные персонажи - все это не в счет, все это написано даже значительно выше и лучше, чем требуют законы беллетристики и рынка. Талантливый молодой человек, но хочет сегодняшней известности и денег.