Так вот, несмотря на эти мои «отвлечения», вставать пришлось в два часа ночи. В шесть тридцать уже в самолете. Всю дорогу обсуждали с С.П. достоинство английского сервиса. И вино дают, что давно перестали делать на наших рейсах, и в туалете чисто, и плед с подушкой каждому, и еда лучше - «обычная или вегетарианская?». И главное, публика не хлопает, когда самолет касается земли. Ох, они-то знают, что может случиться прямо на взлетно-посадочной полосе! Во Внуково недавно уже на полосе один самолет крылом зацепил хвост другого.
Ну вот наконец-то знаменитый лондонский аэропорт Хитроу! Здесь нас поджидали первые неожиданности. Но до них надо было еще добраться.
Это тебе не Москва. И паспортный контроль, и специальное фотографирование, - моя физиономия теперь осталась в британской столице, - и компьютеры вынь из сумки, чего не было в Москве, и ботинки сними. Но зато в зале, где мы регистрировались, чтобы лететь в Дублин, полно свободных кресел. Зарегистрировались. Вылет еще только через три часа. Полежали на этих замечательных кушетках. Естественно, все это время я дочитывал роман Дженнифер. Чудная мастерица, совсем не хуже Мердок. Нам бы одну такую, скажем, вместо… Не скажу, вместо кого.
Какой аэропорт! Висят объявления: до одних ворот на посадку идти пять минут, а до других - двадцать пять минут интенсивной ходьбы. А какие буфеты, рестораны, какая чистота! В своих исканиях набрели мы на огромный зал со стеклянной стеной, выходящей на взлетную полосу. Перед нами один за другим, с промежутком между ними в сто метров, катились загруженные самолеты. И тут же, на глазах, развернувшись, один за другим взлетали. Взмывало в небо целое содружество наций - и Египет, и Австралия, и Эмираты! Но здесь не было ни одной эмблемы наших компаний, ни одного знакомого очертания прославленных марок наших самолетов! В связи с зимой самолеты наши, наверное, все до единого улетели на юг, в Африку. Насчет зимы, - ибо поле и взлетка в Хитроу покрыты снежком, - я расскажу немножко позже.
Наступило время посадки, и тут мы узнаем, что наш рейс отменен. А как попасть на какой-нибудь другой? В Ирландию, судя по расписанию, их идет чуть ли не дюжина, но, правда, разных компаний. А все очень просто. Выйдя из «стерильной» зоны, надо отстоять очередь к стойке компании. Потом зарегистрироваться на рейс, который вылетает через пять часов. Значит - снова фотография, ремень и компьютеры из ручной поклажи - все наружу. Снова ботинки долой, раздражение на весь мир, на компанию. Потом пять часов волнений: а посадят ли пассажиров, снесенных в лист ожидания? Естественно, беготня, стремление по русской привычке в любой очереди быть первым.
Сели в самолет, прилетели, и уже в Дублине обнаружили, что багаж пропал. Правда, не у нас одних - похоже, всех, кто был записан в лист ожидания, постигла та же участь.
Что можно сказать по этому поводу? В самолете выяснилось, что с двух рейсов как раз и «накапало» на целый салон. Какая экономия средств компании! Завтра, конечно, привезут чемодан, сегодня пассажиры не вычистят на ночь зубы. До Дублина мы летели ровно сутки. За меньшее время я летал из Москвы в Перу.
Но была и радость: на остановке автобуса у Тринити-колледжа встретила нас Сара и - об этом я только мечтал - мы разместились в профессорской гостинице в Тринити-колледже! Я думал, что это будет дом, где жил Оскар Уайльд, но нет, не вышло, там слишком холодно. Вот и опять вернулись к теме зимы.
8 января, пятница. С чего начать? Опять с зимы, с утреннего завтрака, с чтения в постели, с магазинов? Оказывается, это довольно большое развлечение - когда есть время, ходить по магазинам. В смысле жилья лучшего себе не мог и пожелать: живем в самом университете, центрее и быть не может. Здесь все неожиданно - кампус в самой сердцевине города: старинные здания, поле для гольфа, роскошная библиотека, общежития. Здесь же и дом старинной постройки, с пятиметровыми потолками, с каминными трубами на крыше и с самой совершенной начинкой внутри. Одна из квартир превращена в некое общежитие для приезжающей профессуры. Огромная общая комната, а вокруг - пять или шесть современных гостиничных номеров. Несколько душевых с туалетами, в каждом номере еще и умывальник имеется. Прекрасное белье, в гостиной вольтеровские кресла, камин, письменный стол с телефоном, чайник с чашками и набором разных, как говорила покойная Валя, чаев и кофеев в пакетиках. Ковры есть, но нет телевизора. Может, потому так хорошо и покойно?
Утром, как и положено в хороших гостиницах, дают завтрак. Но это на этаж ниже. Предварительно на двери своего номера вывешиваешь трафаретик - в какому часу желаешь позавтракать. Здесь все на аристократический манер: крахмальные салфетки, стильная посуда, чуть ли не серебро. Узнаю старые традиции, известные по книгам: чай или кофе с молоком, и корнфлекс, и десерт из консервированных фруктов, и ломтики жареной ветчины, и глазунья. Распоряжается немолодая доброжелательная женщина, строгая чистюля, готовая всегда поддержать разговор.
Лег я вчера довольно рано, но, хоть глаза и слипались, не мог лишить себя удовольствия почитать повествование Сережи Куняева о Клюеве. О деталях биографии не говорю, их тут много и довольно неожиданных. Не просто патриархальный мужичок, есть еще и социальная и революционная составляющая. Но главное, как я уже, наверное, писал, подробный, выпуклый и очень точный фон. Это мой стиль - много цитат, документов. Не переставая быть художественной, книга еще и документальная. Линия «Современника», естественно, на месте. У Сергея, да и вообще в журнале, она стала доказательнее и тоньше. Там же, совершенно не настаивая на чьем-то авторстве так называемых «Протоколов сионских мудрецов», Сергей очень точно констатирует их удивительную универсальность и для нашего времени. Но начну с комментария младшего Куняева.
"Едва ли многие из немногих читавших их (т.е. «Протоколы». - С.Е. ) после декабрьского кровопролития задавались вопросом о подлинном или неподлинном их происхождении. Ошарашивало и повергало в глубокое отчаяние (а кое-кого мобилизовывало на судорожные попытки хоть что-то сделать) их содержание:
«Народ под нашим руководством уничтожил аристократию, которая была его естественной защитой и кормилицей ради собственных выгод, неразрывно связанных с народным благосостоянием. Теперь же, с уничтожением аристократии, он попал под гнет кулачества, разжившихся пройдох, насевших на рабочих безжалостным ярмом.
Мы явимся якобы спасителями рабочего от этого гнета, когда предложим ему вступить в ряды нашего войска - социалистов, анархистов, коммунаров, которым мы всегда оказываем поддержку из якобы братского правила общечеловеческой солидарности нашего социального масонства. Аристократия, пользовавшаяся по праву трудом рабочих, была заинтересована в том, чтобы рабочие были сыты, здоровы и крепки. Мы же заинтересованы в обратном - в вырождении гоев. Наша власть в хроническом недоедании и слабости рабочего, потому что всем этим он закрепощается в нашей воле, а в своих властях он не найдет ни сил, ни энергии для противодействия ей. Голод создает права капитала на рабочего вернее, чем аристократии давала это право законная Царская власть"».
В свое время, когда я впервые прочел эти документы, я как филолог сразу определил, что, конечно, это не работа какого-то подпольного еврейского центра. Никакая подпольная работа за стены никогда бы не вышла. Но рецепт, прописанный в этих так называемых «протоколах», удивительным образом накладывается на время. Наверное, это какие-то устоявшиеся принципы новой буржуазии, желающей дать реванш всему миру.
«Главная задача нашего правления состоит в том, чтобы ослабить общественный ум критикой, отучить от размышлений, вызывающих отпор, отвлечь силы ума на перестрелку пустого красноречия.