Одна из девочек сделала комментарий об открывшемся бутике женской обуви, в котором пара дамских туфель стоит 40 тысяч рублей.
Следующий семинар у меня через два дня. Не знаю, успею ли съездить на дачу. Вдобавок ко всему идут весенние холода, но огурцы у меня на даче без поливки погибнут.
Дома, когда вернулся из института, нарезал окрошку и принялся слушать радио и смотреть телевизор. «Эхо» и федеральные каналы по-разному говорят о последних выступлениях оппозиции. Приводился замечательный факт, когда вроде бы омоновец бил сапогом в живот беременную женщину. Когда беременную женщину рассмотрели поподробнее, она оказалась мужчиной. В движении оппозиции, которая хочет только смены управленцев, а не режима, много неискреннего. Вчера политолог Хазин высказал мысль, которая уже давно посетила и меня: Путин уже не может управлять, опираясь только на олигархическую элиту. Что-то придётся дать и народу, но всё роздано, значит, надо будет у кого-то отнять. Но ощущение какой-то паники у власти не покидает. В последние дни своего правления Медведев что-то кинул той интеллигенции, которая чувствует себя обделённой, а вот теперь Дума панически пытается провести закон, ужесточающий проведение каких-либо митингов и демонстраций. <...>
15 мая, вторник
<...> Обедал с Мишей и ректором, говорили о молодых, недовольных выборами и Путиным сидельцах, которые разбили свой бивуак на Чистопрудном бульваре. Моё домашнее радио о нём гудит не умолкая. Ректор с его очень структурированным умом формулирует все политические слухи и мнения очень отчётливо, с гораздо большей убеждённостью, нежели я. Сошлись на том, что вся эта весёлая летняя команда не представляет, чего хочет, и не формулирует никакой позитивной программы. До трёх с половиной часов, когда мне надо было уезжать из института, подготовил ещё к отсылке «Дневник-9» для Юры Беликова и книги о Вале — это для Гриши Заславского и Екатерины Барабаш. А в четыре часа в мужской пошивочной мастерской Малого театра состоялась первая примерка костюмов. Я продолжаю пасти постановку «Пиковой дамы». Всё это вёл Зайцев, костюмы получались умопомрачительные, я ловил каждое его слово и каждый жест. Всё обрастало деталями и почти невидимыми уточнениями, которые превращали обычный театральный костюм в произведение искусства. <...> Дома смотрел телевизор, слушал радио и одновременно сначала готовил фарш из индейки, а потом и жарил котлеты. Уже перед сном уткнулся в «Литературную Россию», которую мне прислал Максим. Много, кстати, интересного. Во-первых, конечно, Павлов из Армавира, за которым я уже давно слежу и которого читаю. Он разбирает две книжки эссе и публицистики Дмитрия Быкова. Ругать-то ругаем, но ведь и внимательно читаем и анализируем. Когда художественный запал у писателя заканчивается, он идёт в публицистику и политику. Порадовала меня, конечно, занятная статейка в газете о так называемой «Русской премии». Вот начало: «Эту премию для авторов, живущих за границей, но пишущих на русском,— существуй она лет восемьдесят тому назад, могли бы с помпой вручить Владимиру Набоков (когда он ещё писал по-русски и верил в будущее литературы на родном языке), певцу роз и мемуаристу-фантазёру Георгию Иванову или, на худой конец, затворившемуся в Эстонии Игорю Лотарёву-Северянину». Вот, так сказать, нынешний премиальный, вместо гипотетического, урожай. Газета делает вполне очевидный акцент: «поощрили сразу десятерых: прозаиков Юза Алешковского (США), Марию Рыбакову (США), Дмитрия Вачедина (Германия) Дарью Вильке (Австрия), Сухбата Афлатуни (Узбекистан), Лену Элтанг (Литва),— и поэтов Илью Риссенберга (Украина), Алексея Цветкова (США), Феликса Ченчика (Израиль)». Феликс, как я помню, определённо наш, литинститутовский!
16 мая, среда
Утром опять пришлось ехать в Малый театр. Сегодня примерка у Веры Кузьминичны Васильевой. Ожидая Зайцева, встретил её у подъезда. Моложавая, подтянутая, элегантная. Примерка шла часа два — четыре платья, все роскоши и элегантности необыкновенной. Зайцев мне признался, что примерка — это его любимый процесс. Я наблюдал, как платья обрастали деталями. Здесь во время примерки, конечно, надо обращать внимание на удивительного персонажа — Елену Игоревну Евстратову, начальницу мастерской. Именно она ставит булавки, отыскивает из своих запасов кружева и ленты, ловит на лету пожелания мэтра. Глаз и вкус у Зайцева поразительные. Я уже не говорю о бестрепетной руке. Он кромсает рукава и полы туалетов прямо на живом человеке. Когда раздаётся характерный скрип разрезаемой ткани, мне становится плохо. Особенно много об этом в дневнике не распространяюсь, обо всём этом напишу очерк, но заметки, фиксируя детали, заносил в записную книжку.