Давыдов третьего дня подал в отставку. Мне лично успехи Александрийского театра дороже успехов нашего Малого Художественной театра, потому что тот — наш русский театр, народный, всем принадлежащий. Сегодня слышал от Сазонова, что дело, кажется, уладится, А с неделю тому назад Давыдов говорил мне, что желал бы поступить режиссером в наш театр, но я сказал ему, что не следует предпочитать императорский театр частному, и я даже говорить об этой не хочу. Начальнику театральной конторы Гершельману я вчера сказал, что легче переменить 20 раз директора, чем найти одного природного актера.
27 апреля.
…Шекспир не знал пренебрежения к интриге и это пренебрежение доказывает не столько любовь к искусству, сколько не бедное воображение. Без интриги трудно располагать наблюдения и идеи, давать выпуклость характерам, выразить ясно мысль сочинения. Интрига, как для романиста, так и для драматурга, — способ сделать идеи более живыми, выпуклыми. Пренебрегая интригой, романисты не рисуют нам жизни в том виде, в каком она существует. Жизнь совсем не монотонна. Борьба существует, большая я малая, демократия, льстя желаниям всякого, увеличивает размеры честолюбия и соперничество делается более ярким. Социализм и борьба классов ввели даже в жизнь новый трагический элемент.
…Слава — прекрасная вещь, но кроме того, чтобы ею пользоваться в течение всего одного года, надо 365 раз и обедать! Поэту надо денег!
…У Жорж-Санд есть выражение в одной из ее сельских романов:
— «Rien ne soulage comme la rhétorique»! Мне думается, что это — верно. Логика — тоже реторика. Интуиция — тоже риторика.
30 апреля.
Вчера Буренин очень резко говорил со иною по поводу Яворской. Сия актриса решительно поссорит меня с Бурениным. Он не хочет понять, что невозможно делать театр театром Яворской. Он говорит, что «театр сам собою делается той актрисы, которая выдвигается». Да, но это всегда искусственно, или из-за рассчета, из боязни, что не будет иначе сборов. Наш театр не должен быть таким. Он должен давать простор другим артистам и артисткам. Яворская только и знает, что заботится об удалении не только соперниц, но даже предполагаемых соперниц.
Будущий сезон — с 15 сентября по 25 февраля 1897 года — Хомяков советует, чтобы Корделасу поставить предельный бюджет 1500+200 = 1700 руб. в месяц, за 5 месяцев — 8500 руб. Театр стоит 23 000 руб., труппа — 12 000 руб. в месяц, в 5 месяцев — 60 000 руб. Спектаклей всего будет около 130. Если средний сбор будет меньше 1000 руб., то убыток несомненный. А я никак не могу решиться отказаться от этого дела, что было бы самым благоразумным.
Сегодня в «Ночном» спали штаны у актера, который играл в пьесе. Картина, нечего сказать! Дебютировала Владимирова. Очень мило вышли у нее некоторые сценки. У нее талант на бытовые роли.
Вчера написал о расколе.
1 мая.
У Витте вечером, от 9 до 10. В «Berliner Tagebladt» явилась статья, в которой говорится, что в милостивом манифесте по поводу коронации стояла первоначально статья о снятии предостережений, но Витте, якобы из злобы на печать, восстал на это, и статью исключили.
— «Если у вас об этом будут спрашивать, скажите, что это вздор. Мне на днях Нотович говорил, что в городе ходит этот слух, и затем это явилось в «Berliner Tagebladt!»
Он рассказал: в манифесте, действительно, была эта статья. При. предварительном просмотре Витте не обратил на нее внимания, или не заметил. В комитете министров против статьи этой говорил Сипягин, желая насолить Горемыкину. Витте сказал, что в манифесте, где прощаются разные преступники, действительно, такой статье не место. Предостережение не есть преступление, и это обидно было бы газетам, что их включили в число преступников. Поэтому он высказывает мнение, что статью эту исключить, но вместе с тем просить министра внутренних дел войти с представлением немедленно, обычным порядком, о снятии предостережений и о том, чтобы дать предостережениям известную давность. При этом Витте говорил о том, что предостережения без обозначения давности неудобны ни для газет, ни для правительства, которое не дает 1-го предостережения, чтобы не разорить газету, а других способов у него нет.
Кандидаты на «Московские Ведомости» Грингмут, Иловайский, гр. Салиас, Цертелев. Избран Грингмут, за которого говорил Витте. Было совещание из министров внутренних дел, финансов, народного просвещения, Островского, Победоносцева.
— «Иловайский был мне всего удобнее», — сказал Витте, — «потому что он — ярый протекционист, но этот человек в шорах, он слишком узок». До этого совещания был вопрос о главном начальнике по делам печати и назван был Грингмут. Горемыкин настаивал на том, чтобы он был и редактором «Московских Ведомостей» и главным начальником по делам печати. Вот умен-то! Я не верил своим ушам, когда Витте мне это рассказывал. А говорят, что Горемыкин — голова. Когда Грингмут пришел Витте благодарить, то Витте сказал, что будет говорить против соединения в его лице и начальника по делам печати. Грингмут сказал, что министр настаивает на этом, но что он, Грингмут, сам понимает, что это неудобно. Витте слышал, что начальником главного управления Победоносцев называл Соловьева, который в «Московских Ведомостях» пишет художественную критику.