Не могу выбросить из головы нашу учительницу современного танца, она постоянно говорит, что сделает наши тела сильными и здоровыми для деторождения, и все время бубнит, что все должно быть «изящно, изящно, изящно». С трудом могу себе представить изящный секс или изящные роды.
Должна бежать. Пока.
Дорогой Дневник, прости, что забросила тебя, но я была так занята! Мы готовимся ко Дню Благодарения, а там уже и Рождество недалеко. На прошлой неделе мы продали наш дом Далберроузам, у которых семеро детей. Мне так хотелось, чтобы он достался какой-нибудь семье поменьше. Так противно, когда представляешь, как шестеро мальчишек носятся вверх-вниз по лестнице и оставляют следы своих липких пальцев на стенах и грязными ногами пачкают мамины белые ковры. Знаешь, когда я думаю о подобных вещах, мне не хочется уезжать. Мне страшно. Я прожила в этой комнате все свои пятнадцать лет, пять тысяч пятьсот тридцать дней. Здесь я смеялась, и плакала, и страдала, и сердилась. Тут я любила и ненавидела людей и всякие вещи. Она стала частью моей жизни, частью меня. Останемся ли мы прежними в других стенах? Или на новом месте у нас появятся другие мысли и чувства? Ох, мама, папа, может, мы совершаем ошибку? Может, мы оставляем тут слишком большую часть себя?
Дорогой, любимый Дневник, я поливаю тебя своими слезами! Я знаю, что мы должны уехать и что однажды мне придется даже оставить дом родителей и обзавестись собственным домом, но я всегда буду брать тебя с собой.
Дорогой Дневник, прости, что ничем не поделилась с тобой в День Благодарения. Было так хорошо! Приехали дедушка с бабушкой, они провели у нас два дня, и мы, лежа на полу в гостиной, болтали о старых добрых временах. Папа даже не ходил на работу в эти дни. Мы помогали бабушке готовить ириски, как когда мы были маленькими, и даже папа съел несколько штук. Мы столько смеялись! У Алекс ириска застряла в волосах, а у дедушки слиплись вставные челюсти, мы чуть не умерли со смеху. Дедушка с бабушкой переживали, что мы будем жить так далеко от них, да и мы тоже. Без них дом уже никогда не будет прежним. Я искренне надеюсь, что папа не ошибся, решив переехать.
Дорогой Дневник, мама больше не позволяет мне сидеть на диете. Только между нами: не понимаю, каким боком это ее касается. Правда, последние пару недель я проболела, но я точно знаю, что причиной болезни была не диета. Как она может быть такой глупой и иррациональной? В то утро, когда я ела на завтрак свои обычные полгрейпфрута, она заставила меня съесть кусок зернового хлеба и омлет с куском бекона. Это, наверное, калорий четыреста, а то и пятьсот-шестьсот или даже семьсот. Не понимаю, почему она не может не вмешиваться в мою жизнь. Ей же самой не нравится, когда я выгляжу как корова, да и никому не нравится. Я даже подумала, а не попробовать ли после каждой еды запихивать два пальца в рот – чтобы вырвало. Мама сказала, что я снова должна начать обедать каждый день и перестать бороться с собой, когда чувствую голод. Да, родители – это проблема. Единственное, о чем тебе не стоит беспокоиться, Дневник, это обо мне. Правда, тут тебе не очень повезло, не такое уж я выгодное приобретение.
Когда я тебя покупала, то честно собиралась писать каждый день, но иногда не происходит ничего такого, о чем стоило бы упоминать, а иногда я слишком занята или расстроена, или зла, или раздражена, или просто слишком занята собой, чтобы делать что-то, что делать не обязательно. Похоже, я не слишком хороший друг, даже для тебя. Но как бы там ни было, ты мне гораздо ближе, чем Дебби, Мари или Шерон, хотя они мои лучшие подруги. Даже с ними я не совсем я. Я частично другой человек, который старается соответствовать, и говорить, и делать правильные вещи, ходить в правильные места и одеваться так же, как другие. Иногда мне кажется, будто мы пытаемся быть тенями друг друга, покупая одинаковые записи и прочее, даже если нам что-то не нравится. Дети как роботы, часть конвейера, а я не хочу быть роботом!
Только что купила замечательную брошь с маленькой жемчужиной – подарок маме на Рождество. За девять долларов пятьдесят центов, но она того стоит. Это выращенная жемчужина, а значит – настоящая, и похожа на маму. Она очень приятная и светится, но с жестким стержнем крепления, так что она никуда не закатится. Я так надеюсь, что она понравится маме! Мне так хочется, чтобы она ей понравилась и чтобы ей понравилась я! Я пока так и не знаю, что подарю папе и Тиму, но для них подарок выбрать проще. Папе я бы купила золотой стакан для карандашей (или что-нибудь в этом роде), чтобы он поставил его на своем новом большом столе в своем новом большом офисе и каждый раз, глядя на него, думал обо мне, даже во время ужасно важных конференций, на которых присутствуют лучшие умы мира, но, как обычно, я не могу себе этого позволить
Люси Мартин устраивает рождественскую вечеринку, и я должна принести студень. Похоже, будет весело (по крайней мере, я на это очень надеюсь). Я сама сшила себе мягкое белое шерстяное платье. Мне помогала мама, и получилось и правда очень красиво. Надеюсь, что когда-нибудь я научусь шить так же хорошо, как она. Я надеюсь, что я когда-нибудь вообще стану как она – во всем. Интересно, когда она была в моем возрасте, она тоже переживала из-за мальчиков, что она им не нравится, и из-за непостоянства подружек? А интересно: мальчики тогда тоже были так озабочены сексом, как теперь? Судя по тому, что девочки рассказывают о своих парнях, они ни о чем больше думать не могут. Никто из моих подруг не доходил до конца, но, думаю, многие девочки в школе уже этим занимаются. Мне бы очень хотелось поговорить с мамой о таких вещах, я не очень верю, что все ребята знают, о чем говорят, да и вообще не верю тому, что они об этом говорят.