Уна и Бен переглянулись. Плечи Бена — пребывая в неуверенности, он задрал их почти до ушей — поникли от облегчения. Оба супруга начали смеяться. Мне нравилось видеть сущность успешного брака. Она меня завораживала. В случае Уны и Бена это был смех.
— Вам хотелось бы ее подержать?
Доктор Эдвардс подхватил Марго с моих колен. Ее зубастая ухмылка исчезла, и она начала ерзать, но я приложила палец к губам и скорчила еще одну рожицу. Марго захихикала.
Уна прощебетала нечто хвалебное по отношению к Марго, что та в конце концов повернулась и улыбнулась ей улыбкой Чеширского кота. Уна разразилась новыми восклицаниями. Бен нерешительно взял маленькую пухлую ручку и начал издавать кудахтающие звуки. Я рассмеялась, то же самое сделала и Марго.
Доктор Эдвардс потер лицо руками. Он много раз наблюдал подобные сцены. Глубокая ненависть к ответственности заставляла его вываливать на людей самое худшее, чтобы избежать любого рода юридических обвинений. Поэтому он сказал:
— Она не доживет до своего третьего дня рождения.
— Почему? — Лицо Уны уподобилось разбитому окну.
— Ее сердце бьется нерегулярно. Оно не позволяет крови циркулировать по всем органам. Рано или поздно кислород перестанет поступать в ее мозг. И тогда она умрет, — вздохнул доктор. — Мне бы не хотелось, чтобы вы обвиняли меня в том, что я вас заблаговременно не предупредил.
Бен опустил взгляд и покачал головой. Его худшие страхи оправдались. Они с Уной были прокляты с того самого дня, когда поженились, сказал он себе. Столько раз ему приходилось наблюдать, как его жена плачет. Столько раз ему самому хотелось заплакать. С каждым новым разочарованием он приближался на один шаг к правде: жизнь жестока и кончается гробом и могильными червями.
Однако Уна была прирожденной оптимисткой.
— Но… Откуда вы можете знать наверняка? — возмущенно выпалила она. — Возможно, есть шанс на то, что ее сердце станет сильнее? Я читала про детей, которые выздоравливали, поборов всевозможные болезни, как только находили счастливый дом…
Я встала. Храбрость побуждала меня к действиям. Всегда так было. Именно храбрость больше всего нравилась мне в Тоби.
— Нет-нет-нет, — слегка холодно произнес доктор Эдвардс. — Я могу стопроцентно вас заверить, что в данном случае мы не ошибаемся. Желудочковая тахикардия — очень скверная болезнь и, как мы говорим, фактически неизлечима…
— Ма… Ма… Ма, — сказала Марго.
Уна задохнулась и восхищенно взвизгнула.
— Вы слышали? Она назвала меня «мамой»! — Доктор Эдвардс все еще не закрывал рта.
— Скажи «мама» снова, — обратилась я к Марго.
— Ма… Ма… Ма! — сказала она и захихикала. Что тут скажешь? Я была милым ребенком.
Уна засмеялась и стала подбрасывать Марго на руках, потом полностью повернулась спиной к доктору Эдвардсу.
Конечно, я уже видела сердце Марго. Размером примерно с чернослив, оно время от времени давало сбой. Свет, исходящий от него, иногда блек, терял свою яркость. Я знала: тут что-то не так. Но решила, что совершенно не помню, чтобы у меня были проблемы с сердцем. В подростковые годы я часто страдала от разбитого сердца, от неразделенной любви. Проблема явно была не такой большой, какой ее изображал доктор Эдвардс.
— Она будет жить, — прошептала я на ухо Уне.
Та на секунду ошеломленно застыла, как будто желание ее души только что проявилось где-то в уголке мироздания. Она закрыла глаза и произнесла молитву. Именно тут я и увидела ангела-хранителя Уны. Высокий чернокожий мужчина появился за ее спиной и обхватил ее руками, прижавшись щекой к ее щеке. Она закрыла глаза, и на мгновение ее охватило белое сияние. Это было красивое зрелище. Свет надежды. За все время, проведенное в больнице, я видела такое в первый раз. Ангел поднял глаза и подмигнул мне. Потом исчез.
После этого все свелось к бумагам. Подпишите это, подпишите то. Доктор Эдвардс выписал целую пачку рецептов и назначил Уне и Бену несколько визитов, чтобы те привезли сюда Марго для обследования.
Я видела, что Бен начинает сдавать — он не спал минувшей ночью, — а Уна кивает, мурлычет себе под нос и «агукает», но не слышит ничего из того, что ей говорится. Поэтому я позаботилась о том, чтобы обращать на все пристальное внимание. Когда упоминались даты, я подталкивала Уну:
— Лучше запиши это, дорогая.
Свое имя Марго получила от медсестры Харрисон во время долгой дискуссии в чайной комнате между доктором Эдвардсом и его штатом медсестер и сиделок. Медсестра Харрисон произнесла это имя машинально, после того как сестра Мерфи предложила имя Грейн, которое мне совершенно не понравилось. Да, это ваша покорная слуга вложила имя в голову сестры Харрисон. Когда остальные стали выспрашивать ее, она сослалась на то, что выбрала имя из-за Марго Фонтейн, балерины. Фамилию Делакруа Марго получила от своей биологической матери, которую звали, как я выяснила, Зола.