5
На улицу опустилась ночь. Мы шли по дорожке, занесённой снежком, перепрыгивая через сугробы и весело напевая песни под которые несколько часов танцевали, взявшись за руки. Я смотрел на неё, в свете подъездного фонаря, улыбающуюся и счастливую. На мгновение мне показалось, что я хочу поцеловать её тонкие, слегка обветренные губы. Наверное, это же чувствуют люди. Вдруг, из-за угла выбежал парень, с букетом цветов в руках.
– Даша, прости меня! Умоляю! Я понял, что без твоей неординарности, без твоих безумных идей, вся моя жизнь теряет краски. Я не знаю, что мне делать и не нахожу себе места.
– Боже, Артём! – Кити в мгновение подбежала к нему, прыгнула на шею, и они оба растворились в объятьях друг друга. – Я уже не надеялась, что ты придёшь. Как я рада, что ты вернулся! Позволь представить, это мой друг, Фель.
– Здравствуйте. – Вежливо сказал он мне, протягивая руку.
– Приветствую. – Отозвался я, пожав его ладонь.
– Фель, спасибо тебе за этот день, я очень благодарна. До встречи.
Она подошла, привстала на носочки и одарила мою щёку своим тёплым невинным поцелуем. Я посмотрел в след, заходящей в подъезд паре. Немного удивлённый, я не смог выговорить и слова. Единственное, что я мог сделать в этот момент – это достать из кармана мешочек с волшебным порошком и развеять содержимое по ветру. Была ли это любовь? Могут ли ангелы вообще любить как люди?
Среда
1
Я заметил её выходящей из моей любимой кофейни. В её облике было что-то высокомерно-гордое, невыносимо-тревожное и бесконечно…прекрасное. Лёгкой изящной походкой она прошла вдоль аллеи, задравши нос кверху, ступала она мимо входа в театр, после чего свернула и скрылась в тени тёмных, как ночь грешников, ветвей. Я чувствовал, как это ни странно, немыслимое отторжение и, в то же время, притяжение, которому не мог сопротивляться. Я взмыл в небо и, не найдя её следа, спустился в кофейню.
Дядя Слава отчуждённо отполировал стойку, после чего удалился на кухню, для мытья скопившихся грязных чашек и блюдец. Я присел на высокий барный стул и машинально осмотрелся. Всё было как раньше. Те же жалюзи, те же деревянные столы и тот же сладкий запах кофе. Но что-то не давало мне покоя. Что-то в этом заведении сводило меня с ума и выбивало из привычной колеи. Что-то, что было мне очень знакомо, но, возможно, давно забыто.
– Дядя Слава, кто эта женщина, что вышла пару минут назад из вашей кофейни? – Спросил я, глядя в пустые глаза хозяина заведения.
Бариста окинул меня стеклянным взглядом.
– Эй! – Вскрикнул я, смыкая свои пальцы в громком щелчке.
– Ой, – Дядя Слава потряс головой, словно вышедший из транса, – Женщина? Ах да, женщина. Не знаю, ничего особенного. Зашла, попросила кофе, села в сторонку, выпила, после чего кинула что-то вроде: «Недурно, но я пробовала лучше» и вышла. Я, между тем, огрызнуться не успел, как она удалилась. Так легко, словно приведение какое.
– Ты не заметил в ней чего-то…необычного?
– Нет, совершенно нормальный клиент, самый что ни на есть обычный.
Дядя Слава не выражал абсолютно никаких эмоций, на первый взгляд. Но я же ангел. В его стеклянном взгляде читался едва уловимый испуг, искусно скрытый под маской безразличия.
– Она, случайно, не обмолвилась куда идёт?
– Говорила что-то про наш парк и город в целом. Никакой конкретики.
Я, не допив свой утренний кофе, поднялся со стула и начал выходить из кофейни, как вдруг заметил на одном из столов флаер с расписанием спектаклей моего любимого театра.
2
– Что тебе здесь нужно, проклятый демон, дьявольское отродье, вестник Зла?! – Пафосные слова сами вырвались из моих уст. Должно быть, это нормальная реакция ангела при виде демона.
– Надо же, нашёл мою подсказку и догадался вернуться. Не дурак – уже хорошо. И всё-таки, вы очень грубы и неприветливы, господин ангел. Я всего лишь хотела посмотреть спектакль.
– Театр временно закрыт, дьяволица.
– О нет-нет, не такой. Я хотела взглянуть на маленькое представление одного актёра, который, по велению его любимого Бога, копошится в грязи человеческих чувств.
– Боюсь, что актёр сейчас не в духе. Выметайся отсюда, демон!
– Ангелы…какие же вы невежды.
– А вы наигранные подхалимы.
– В моём подхалимстве больше правды, чем в твоём благочестии, господин…