Патамушто пачти фсе внис по улице гаворят што верх (по улице) фсе плохие но это не так патамушто Фин говорит они не плохие. Пачти фсе говорят они очен злые а они не злые потому што Фин говорит мы так не далжны говорить. Толко мистер Бог может сказать а мистер Бог он очен хорошый.
На верхнем повороте нашей улицы был один дом, по размерам превосходивший все остальные. В этом доме жили Милли, Салли, Кори и еще несколько молодых леди. Поскольку эти молодые леди были по большей части проститутками, дом в просторечии все называли «грязным». У Анны были довольно неопределенные представления о том, что это могло бы означать, но в любом случае это не мешало ей дружить с девушками. Она честно думала, что Милли, известная больше как Винес де Майл Энд,[9] была самой красивой девушкой в мире, и я ни за что не стал бы с этим спорить. Невозможно было относиться к Анне с большей нежностью и заботой, чем эти девушки. Я был знаком с ними не один год и знал, что они — прекрасные друзья. Будь обстоятельства другими, все могло бы сложиться иначе, но из-за бедных семей, недостатка образования и почти полного отсутствия денег проституция была единственным известным им способом заработать на жизнь. Я знаю, что эти молодые дамы собрали двести фунтов, чтобы послать страдавшую рахитом крошку Марию в больницу. Это было гораздо больше, чем мог бы сделать, к примеру, я.
Много раз мы с Анной сидели болтали с ними, и речь довольно часто заходила о Боге и религии. С тех пор прошло много лет, и далеко не сразу я осознал, что это были одни из тех редких людей, которые могли честно признаться себе, что грешат, но, с другой стороны, у них имелись семьи, которые нужно было содержать, и они знали только один способ, как это сделать.
Дружба с этими молодыми проститутками многому научила Анну — кто знает, может быть, слишком многому. Я точно знаю, что они всегда были очень осторожны в выражениях, когда поблизости шныряла Анна, но слово не воробей, и Анна, как и большинство других детей, часто повторяла то, что случайно услышала от кого-то из старших, будучи совершенно без понятия, что они под этим подразумевали.
Больше всего меня озадачивало то, что некоторые из клиентов наших девушек искренне считали себя добропорядочными гражданами и добрыми прихожанами, но это волновало меня, а вовсе не Анну. Для нее девушки были просто приятельницами, с которыми ей было хорошо. Что ее крайне удивляло, так это как таких милых дам можно называть «грязными». Ни ей, ни мне такое отношение было совершенно несвойственно. Милли учила Анну делать из бисера пояса, браслеты и ожерелья. Все взрослое население окрестных улиц знало, чем занимались девушки, но никто, кроме Анны, да ее друзей, да меня, и не подозревал о том, что еще они умеют. Для тех, кто хорошо их знал, они были особенными, но уж никак не грязными.
Што меня очен печалит так это вот это. Я бы очен хотела штобы у фсех больших девочек сверху была настаящая болшая правилная любоф. Фин бы мог это фсе зделать так мило и ласкаво и мог бы зделать их такими щасливыми и виселыми и фсе было бы так харошо.
Фин пашол наверх улицы павидать их и финова мама сказала мне можно пойти тоже и финова мама написала это на бумаге и сказала положыть это мне в книгу. Если они слепые дай им руку а если они в темноте дай им свичу. А потом она громко засмиялас и сказала што свичу завут Анна.
Глава 5
Как-то раз
Всякий раз, когда Анна сталкивалась с очередным чудом или у нее появлялся один из этих «важных детских вопросов», она делала из этого небольшую историю. Подчас они были довольно запутанными, поскольку буку нельзя было задавать вопросы о дубе, а черную кошку спрашивать о том же, о чем рыжую. Все эти истории почти всегда касались одной какой-нибудь стороны человека или явления.
Эта привычка писать только про что-нибудь одно означала: прежде чем сторонний наблюдатель поймет, какими она видит, скажем, собак (или что-то еще, о чем ей пришло в голову написать), на свет успеет появиться десяток, а то и больше отдельных маленьких историй про этих самых собак.
Аннино «как-то раз» всегда было результатом многих и многих маленьких историй, которые она тщательно и долго собирала, а потом сводила воедино. Сведение требовало уединения и огромного труда и могло поглотить ее целиком и полностью на много дней. Вторгаться в эту часть Анниной жизни не позволялось никому. Я тоже далеко не сразу понял, насколько важной для нее была эта работа.