Тамплиеры умирали мало, но тоже порой проступали, особенно во сне, когда души блуждают беспрепятственно по миру. Один из них — суровый и тревожный — обозначился передо мной в свете луны и сказал: «Я добился, чтобы меня сожгли. Завтра будет суд и казнь. Приходите забирать тело.» Прекрасный деловой подход, нашей канцелярии до этого далеко… С кривыми улыбками мы разошлись. Его не сожгли.
Если с орденским рыцарством у меня всегда был общий язык, то с монахами обстоит сложнее. Один из них, умерев, пролетел чистилище, взмыл на Эдемский холм, и видя меня беседующим с какой-то душой, с лету повалился на камни, дернул меня за ногу и начал вопить: «Господи, Господи!» Надо сказать, что я озверел. Конечно, стоит учитывать мою причастность к воплощению Спасателя и их байки по этому поводу, но не до такой же степени.
Один их монахов, например, оказался заядлым игроком. Его азарт превышал всякую меру. Так же не спросясь, он, узрев пятые небеса, кинулся туда, и своим незрелым рассудком измучил архангела Рафаила: рулетка была ему сложна и он половину вечности резался в карты. Рафаил взвыл, его лицо дергалось, словно он заразился пляской святого Витта, а у стола возникла очередь. Еле спровадив монаха, Рафаил закричал: «Никогда! Больше! Его! Сюда! Не пускать!» — и ушел в тело, на землю, в Сорбонский университет, избывать раздражение.
А один из монахов, действительно получив за чистоту свою награду на пятых небесах, проиграл там все, что можно, приобретя небесную красоту. Похожий на юного ангела, шелестя длинными ресницами, воплотился он в Тулузе, и тут же стал предметом нечеловеческого внимания тамошних женщин. Облегая свою невинность, он скрывался в лесу, пока на помощь ему не пришли французские рыцари Храма. Тамплиеры вошли в его положение, и история кончилась гораздо скабрезнее, чем если бы все шло своим ходом. Но еще хуже, чем с монахами, дело обстояло со светским рыцарством. Однажды во время молитвы возникли передо мной граф Шампанский и его сестра графиня Адель. Страшно бранясь и поминутно поминая срамные места, находящиеся в противоестественном контакте с простолюдинами мусульманского происхождения, они требовали справедливости и реванша. Они считали себя оскорбленными какими-то женщинами и не хотели признавать себя мертвыми. Честно говоря, я не мог понять, чего они просят. Жив — так жив. По-моему, это был горячечный бред. Как они взяли меня в оборот! Они поносили мироздание. Вскоре граф Шампанский стих и стал пихать свою сестру в бок: мол, ладно, Адель, хватит уже. Но Адель несло. Это объяснимо: ведь в ней воплотилась Лилит, презретая Адамом, и жгучая обида будет клокотать в ней вечно. Лилит хороша собой, но не уверена в этом, потому всегда выставляет на показ то, что другие женщины спокойно украшают одеждой. Ее истинный облик не волнует, а пугает; на ней высокие сапоги, алые трусы из шкуры саламандры, грудь в наморднике, и сверкающий пояс. Ее тело искусано саранчой.
Я еле отделался от них. Потрепав Лилит по загривку, я отправил обоих назад, наградив вечной молодостью.
Постоянными завсегдатаями Рая были Римские папы и штат инквизиции, которая не замедлила возникнуть. Но приходили они не из-за святости, а из-за жестокой резни, учиненной друг другу. Один раз в чистилище обозначились сразу два претедента на папский престол, за которыми следовали их убийцы, тоже мертвые. Кассиель, сидевший тогда на воротах, попал в убийственное положение, поскольку четвЛрка эта и здесь продолжала препираться. Кассиель сказал им, что никуда их не пустит, пока они все друг другу не простят. С неожиданным облегчением все четверо тут же обнялись и побежали на Эдемский холм.